Констанс слушала, оставаясь очень тихой.
— Я сказал тебе что-то непростительное.
— Я простила тебя.
— Ты слишком великодушна. Что до меня… то почти сразу, как я ощутил запах лилий в той старой газовой камере для животных в Солтон-Си, я понял, что произошло. Прошлое моей семьи вернулось, чтобы преследовать меня руками кого-то, чьей навязчивой идеей является месть.
Он сделал несколько неглубоких вдохов.
— То, что сделал мой предок Иезекииль, было преступлением. Он создал эликсир, который фактически был ядом, вызывающим привыкание. Этот яд убил множество людей и разрушил жизни целых семей. Но это было так... так давно в прошлом... — он вновь перевел дух. — Я знал, что со мной происходит. И ты тоже это распознала. Но в то же время я просто не мог вынести твоей жалости. Как я и надеялся, последствия первоначальной стадии продержались недолго и быстро исчезли. Я предпочел даже не думать об этом. Отсюда и мое отвратительное замечание в твой адрес в музыкальной комнате.
— Пожалуйста, не тяготи себя этим сейчас.
Он вновь погрузился в молчание. В темной комнате, освещенной только медицинским оборудованием, Констанс не была уверена, что он не спит.
— Лилии начали гнить, — произнес он.
— Ах, Алоизий, — сострадательно поморщилась она.
— Но есть нечто хуже страданий. Мне не хватает
Теперь Констанс с жаром стиснула его руку своими.
— Должно быть лекарство, противоядие. Мы справимся с этим вместе.
В темноте Пендергаст покачал головой.
— Нет, Констанс. Нет никакого лекарства. Ты должна уйти. Я полечу домой. Я знаю частных врачей, которые смогут поддерживать меня как можно в более комфортных условиях, пока не придет конец.
—
— Я не хочу, чтобы ты видела меня... таким.
Она встала и склонилась над ним.
— У меня нет выбора.
Пендергаст слегка пошевелился под одеялом.