— Не могу знать, — искренне ответил Асланбек, — у них свои цели, у меня свои — дорога одна, и мы можем помочь друг другу…
Заговор! Но как? Какую пользу принесут безумным вольнодумцам бесполезные убийства? Они хотят таким образом уговорить Государя Императора принять их идеи… Глупцы! Одна атака на захваченный Кисловодск — бунтовщики будут схвачены и отданы под трибунал. Кисловодская крепость — слабая защита. Такова участь ждет и Асланбека, он полагает, что сумеет вырваться…
Я перевел взор на Скитальца, который молчал, глядя в сторону.
Выходит, при атаке горцев, предатели ударят нам в спину… Но как понять, кто предатель? Как они узнают друг друга? У них должны быть какие-то знаки… как бывало в Древнем Мире… У заговорщиков были свои опознавательные знаки… Им нужно время разработать тактику… Постепенно осколки мозаики сложились в стройную картину… Увы, слишком поздно… Как легко меня провели! Да и не только меня! А, может, оно и к лучшему, что я оказался рядом с предводителем бунтовщиков-горцев… Или лучше бы находится рядом с предводителем предателей…
— Скажи, зачем я тебе? — прямо спросил я.
— Давать нужные подсказки, — ответил князь.
— Ты уверен? — мне стало смешно. — Неужто я похож на предателя?
Мне не верилось, что наш противник столь наивен.
— Когда в моих руках окажется твоя женщина и ее сестра, ты заговоришь по-другому! — ответил Асланбек.
На мгновение меня охватила паника, но мысль о даре Александры понемногу успокоила меня. Не сумев объяснить, я почувствовал уверенность — с ними ничего не случится.
— Тогда и буду разговаривать, — прозвучал краткий ответ.
Моя уверенность весьма поразила абрека.
— Подожди до вечера, — ответил он.
— Подожду… А пока я гость в твоем доме, не так ли?
— Да, ты мой гость, — ответил абрек.
Меня проводили в маленькую темную саклю с низким потолком, которая должна была стать моим временным пристанищем. Руки мне не связали и на цепь не посадили, полагая, что я поведу себя благоразумно, опасаясь за жизни женщин своего дома.
Вскорости мне принесли еду, довольно щедрый обед для пленника. Я обратил внимание на молодого человека, ставшего одновременно моим тюремщиком и слугою. Его движения выдавали скрытное беспокойство, он украдкой поглядывал на меня, будто желая что-то сказать, наконец, оглядевшись и прислушавшись, он произнес:
— Ты готов сохранить мои слова в тайне? Поклянись!
— Клянусь, — ответил я.
Меня охватило невольное любопытство.