Закон Моисея

22
18
20
22
24
26
28
30

— Пора ехать, Тэг. Я больше не могу здесь находиться, — прокричал я, уходя прочь от маленького мальчика, который навязчиво делился все теми же образами белой лошади с цветными пятнами на задних конечностях, скачущей галопом. Затем толстая веревка закрутилась в воздухе, образуя идеальной формы петлю, которая была накинута на шею лошади и туго натянута рукой незнакомца. Лошадь трясла гривой, тихо ржала и носилась рысью. Эти образы неприятно крутились в моей голове. Я не знал, как освободить ее.

— Он продолжает показывать мне белую лошадь, — пробормотал я, когда мы с Тэгом снова забрались в мой грузовик и направились к автостраде, уносящей нас от одного жестокого разочарования и ведущей к другому. Я не хотел находиться там. И догадывался, что и Тэг тоже. — Он продолжает показывать мне белую лошадь с большими неровными цветными пятнами на задней части. Одна и та же лошадь снова и снова. Как одна из тех, что на картине, которую я нарисовал.

— Пегая.

— Что?

— Она называется пегая. Такой вид лошади. Из-за ее окраса. Пегая.

— Пегая.

Мне вдруг стало интересно, что если образ лошади был чисто символическим. Может, все, что ребенок хотел от меня, это рисование. Может, я просто все понял неправильно.

***

Тэг шагал позади, следуя за мной через входную дверь в дом, представший перед нами абсолютно пустым. В нем не было ни мебели, ни посуды, ни ковров на полу. Ничто не напоминало о моей бабушке, жившей в этом доме. Казалось, он и не принадлежал ей. В нем совершенно не чувствовался присущий ей запах. Дом был пыльным, пронизывающе сырым и нуждался в тщательном проветривании. Он был просто пустым домом. Я в нерешительности стоял у входа, глядя вверх по лестнице, повернулся сначала направо, затем налево, разведывая обстановку, пока наконец-таки не двинулся через обеденную зону на кухню, где не осталось ничего, кроме занавесок в красную полоску, которые висели на маленьком окне над раковиной. В гостиной тоже остались занавески. Никому не нужны были ни те, ни другие. Но я прекрасно знал, что, скорее всего, это было связано с тем фактом, что они стали жесткими из-за краски, а не из-за их устаревшего рисунка.

Никто не закрасил стены.

Я резко остановился, чувствуя Тэга за своей спиной. Я слышал, как у него перехватило дыхание, как будто воздух застрял в горле, а затем последовал медленный выдох, сопровождающийся потоком слов, которые даже я бы не произнес.

Я нашел свою бабушку примерно в 6:45. Я помню, во сколько это произошло, только потому, что на площадке перед лестницей висели часы с птицей, которая куковала каждый час и пела через полчаса. Но каждые четверть часа и без четверти птичка высовывала голову и громко щебетала, сообщая, что время неумолимо движется вперед. Предупреждая, что близится тот самый час.

В то утро я заторможенный вошел через дверь, желая поскорей добраться до своей постели, где бы я мог выспаться и избавиться от страсти и любви, что липли к моей коже, и та птичка пронзительно закричала, словно спрашивая меня: «Где ты пропадал?» Я подпрыгнул, а затем рассмеялся сам над собой и, шагнув в гостиную, позвал ее: «Джи!»

— Джи! — произнес я снова, и мой голос эхом разнесся по пустому дому.

Я не намеривался рассказывать все начистоту, но Тэг оттолкнул меня и направился в сторону стен, покрытых вихрем красок и сплетенных завитков. Это было все равно, что находиться на крутящейся карусели внутри циркового шатра, а все вокруг были клоунами. Краска была слишком яркой и производила сильное впечатление, один цвет сливался и переходил в следующий, одно лицо превращалось в другое, подобно изображению движущейся машины на фотографии, ничто не захвачено полностью — эффект, вызванный искаженной перспективой.

Я обнаружил Джиджи утром в 6:45. Джорджия отыскала меня в 11:30. Я рисовал почти пять часов подряд, оставляя на стенах изображения всего и ничего. Раздался бой часов, и сладко пропела птичка, когда я разминал руки, поднимая и опуская их, закончив рисунок лица, не имеющего ничего общего с лицом, которое я хотел видеть. А потом в дом зашла Джорджия. Бедная Джорджия.

— Это Молли, — сдавленно произнес Тэг, положив руку на изображение его сестры, смотрящей через плечо и подзывающей меня идти следом. Золотистая краска ее волос расплывалась, словно река, и сливалась с волосами еще нескольких девушек, держащихся рядом с ней.

Я смог только кивнуть. Все было словно в тумане. Я не помнил большинство из этого. Я мало что помнил в деталях. Это казалось сном, и у меня были лишь обрывки мыслей и образов.

— Кто все эти люди? — прошептал Тэг, блуждая взглядом от одного искаженного рисунка к другому.

Я пожал плечами.

— Кое-кого из них я знаю. Некоторых я помню, но что касается большинства — их я совсем не знаю.