Закон Моисея

— Что?

— Ой, да ладно тебе, мужик! — со стоном высказался Тэг, наполовину смеясь. — Я уже давно тебя знаю. И за это время ты ни разу не заинтересовался женщиной. Ни одной. Не знай я тебя лучше, решил бы, что ты в меня влюбился.

— Я видел ее в прошлую пятницу. Я встретил ее в больнице.

Я даже не мог возразить ему. Меня тошнило, а руки тряслись так сильно, что я закинул их за голову, сцепив в замок, чтобы скрыть дрожь.

Тэг выглядел ошеломленным не меньше моего.

— Почему ты ничего не сказал?

— Я увидел ее. Она увидела меня. И… теперь я вижу маленького ребенка.

Я бросился в свою спальню вместе с Тэгом, следующим за мной по пятам, и охвативший меня ужас гудел по венам, словно я накачался чем-то токсичным.

Я стащил свой старый рюкзак с полки шкафа и начал рывком доставать из него вещи. Мой паспорт, восковой карандаш, завалявшийся арахис, кошелек с какой-то валютой, которая так и не была потрачена.

— Где оно? — бушевал я, расстегивая карманы и обыскивая каждое отделение старой сумки, словно наркоман в поисках таблеток.

— Что ты ищешь? — увлеченный и в то же время обеспокоенный Тэг стоял в стороне и наблюдал, как я растерзываю на части свой шкаф.

— Письмо. Письмо! Джорджия написала мне письмо, когда я был в «Монтлейке». И я никогда не открывал его. Но сохранил! Оно было здесь!

— В Вене ты положил его в один из тех тубусов, — непринужденно ответил Тэг и сел на мою кровать, опершись локтями о колени и наблюдая за тем, как я теряю остатки самообладания.

— Откуда, черт тебя подери, ты знаешь об этом?

— Потому что ты повсюду таскался с этим конвертом. Тебе повезет, если он еще не развалился.

Я уже зарывался глубже в шкаф, доставая тубусы со скрученными в рулон работами, которые накопил за время путешествия и все никак не мог оформить их в рамку и выставить. Со всех уголков света мы отправляли вещи отцу Тэга, и он складывал их в комнате для гостей. Когда мы осели, он привез их нам. Четыре года путешествий и покупок, и все это добро полностью заполнило кузов его прицепа для перевозки лошадей. Мы быстро сдали все в складское хранилище, особо не заинтересованные разбираться с этим. К счастью, тубус, о котором упомянул Тэг, все еще должен был находиться где-то в моем шкафу, потому что Тэг был прав. Я всегда держал письмо при себе, повсюду носил с собой, словно дорогой сердцу медальон, который я даже никогда не открывал. Может, из-за того, что оно никогда не открывалось, было неправильным держать его где-то в стороне.

— Оно было в маленьком… — начал Тэг.

— Ты читал его? — прокричал я, лихорадочно роясь в вещах.

— Нет. Не читал. Я хотел. Думал об этом.

Чтобы сберечь его, я положил письмо обратно в конверт, когда уезжал из «Монтлейка». Я нашел тубус, уверенный, что он был именно в нем, и сорвал крышку зубами, бросаясь на колени и вытряхивая содержимое, словно ребенок в Рождественский день. Конверт беспрепятственно выскользнул и приземлился на мои колени. И как тот ребенок в Рождество, который что-то открыл и не мог решить, нравится ли ему это, я точно так же смотрел на конверт.