— А что вахтенные? Что, черт подери, говорят вахтенные?!
— Вахтенные утверждают… — Лейтенант кашлянул. Был он бледен, по лицу катились крупные капли. — Сэр, они утверждают, будто ничего не происходило.
Капитан почти оттолкнул его, взбежал по трапу наверх. Огляделся, стискивая кулаки.
— То есть, — процедил, — совершенно ничего? Ни звука, ни движения?
— Нет, сэр.
— Иными словами, оба вельбота попросту растаяли в воздухе? В тумане?
— Один мы уже нашли, сэр. Собственно… — Саливан снова кашлянул. — Собственно, благодаря ему мы и обнаружили… пропажу… сэр.
— Надо полагать, кто-нибудь споткнулся о него на пути в гальюн.
— Нет, сэр. Вельбот плавал рядом с судном, сэр. И, сэр, постукивал о борт. Сейчас Уикем с матросами пытаются поднять его обратно.
— Сколько человек пропало? Господи, Саливан, не смотрите так, будто я проявляю невиданные чудеса прозорливости! Или полагаете, вельботы сами собой спрыгнули за борт? Да не стойте вы истуканом, всю команду живо на палубу!
— И?..
— И остальных тоже. Проверить, что еще взяли: оружие, припасы…
— Бочки, сэр. Я не стал говорить, поскольку… это мне показалось не таким уж важным… сэр.
— С моллюсками.
— Так точно, сэр!
— Где преподобный? Найдите мне Мэттьюза, немедленно.
Разумеется, его не нашли. Фицрой этому даже не удивился — а вот пропажа художника загнала капитана в тупик.
«Хотя… если преподобный вообразил, будто обязан избавить нас от моллюсков, порождений дьявола… если, допустим, Мартенс хотел спасти их и выбор был: увезти и сбросить бочки в море или попросту убить «баклажанчиков»… Нет, не сходится! Не сходится! Какой-то, Господи, бред, вздор! Не то, не то!..»
Была глухая ночь, фонари не разгоняли туман, свет словно увязал в ватных клочьях.
— Ни компаса, ни припасов — ничего не взяли, сэр.