Капитан рассеянно покивал. Некая мысль все не давала ему покоя, однако Роберт Фицрой, пожалуй, не готов был ею делиться с кем бы то ни было.
Он посмотрел на неуклюжее тело Улисса — сейчас фиолетовое, с вкраплениями алых пятен. «Баклажанчик» лежал неподвижно, только ритмично подрагивали два внешних щупальца.
«Нет, это вздор. Разумеется, вздор!»
— …настолько ли они разумны, чтобы иметь представление о, собственно, Высшем Разуме? — спрашивал тем временем, поднимаясь из кают-компании, Мартенс. — Вопрос, верно? Вопрос вопросов! — Подчеркивая свои слова, он взмахивал уже погасшей трубкой и хмурил брови.
Заметив Улисса, художник двинулся к нему. На ходу он рылся в карманах, пока наконец не извлек смятый листок и карандаш.
— Ну-ка, приятель! Повторим утренний трюк твоего друга? — Он положил перед моллюском расправленный листок и подмигнул: — Давай!
Утром Атлант на глазах изумленных матросов сам подошел к Мартенсу, когда тот в очередной раз пытался увековечить его образ для науки. «Баклажанчик» как будто позировал, когда же Мартенс присел рядом с ним на корточки, — протянул одно из щупалец и, мягко ухватив за карандаш, потянул к себе… Изумленный художник выпустил карандаш из пальцев, и Атлант принялся водить грифелем сперва по палубе, а когда Мартенс положил перед ним раскрытый блокнот — по бумаге.
То, что изобразил Атлант, сложно было назвать собственно рисунком. Скорее это были узоры сродни тем, что оставляет на обоях ребенок, завладевший кусочком угля, — и все-таки Мартенс благодаря им сделался безоговорочным симпатиком обоих моллюсков. Он был уверен, что щупальцем Атланта водила если и не осьминожья муза, то по крайней мере ясный разум. Да, пока еще примитивный, да, ограниченный — однако же разум!
— Давай, приятель! — Художник наклонился к Улиссу и протягивал на ладони карандаш. — Ты ведь не глупее своего друга, я уверен.
«Баклажанчик» чуть подался назад, меняя цвет с фиолетового на угольный. Он неуверенно выпростал одно из средних щупалец и все же взял карандаш. Помахал им в воздухе, словно разглядывал со всех сторон.
И сунул в клюв.
Раздался приглушенный хруст, Улисс приподнялся на щупальцах и заскользил вбок, оставив на палубе обломки карандаша.
— Я посрамлен, — сказал с невозмутимым выражением лица доктор Байно. — Они действительно чертовски разумны. К тому же обладают превосходным вкусом, как мы видим на примере Улисса. Он не только по достоинству оценил ваши работы, Мартенс, — он еще и уберег вас от разочарований, связанных с созданием новых.
— Или же, — тихо добавил Дарвин, — карандаш напомнил ему нечто, чем эти моллюски питаются в обычных условиях.
— Тогда нам следует озаботиться поиском их родины. Колонии дикорастущих карандашей… да мы на этом сколотим целое состояние!
Они ушли, продолжая пикировку, а Фицрой подобрал и разгладил брошенный листок. Все эти линии, проведенные Атлантом… разумеется, в них не было ни малейшего смысла. Но что-то такое они пробуждали в воображении капитана.
Этой ночью он плохо спал, и снились ему линии, линии, бесконечные линии, что терялись в тумане.
Разбудил его лейтенант Саливан.
— Вы пьяны? — холодно спросил капитан. — Что значит «пропали»? Вы хоть отдаете себе отчет?..
Он говорил, одеваясь, потому что в глубине души знал: все это правда. И боялся только одного: что знает также причину, подоплеку случившегося.