Тайна Черной пирамиды

— Поднимем за это наши бокалы!

Они чокнулись и выпили. Владимир вновь принялся наполнять фужеры, а Мартин спросил:

— И что же это за мероприятие, на котором мы будем вынуждены появиться завтра?

— День рождения одной юной и очень милой особы.

— Значит fiesta.

— Почему именно fiesta?

— Fiesta — праздник жизни, мой amigo, а мы ведь будем чествовать жизнь!

— Тогда пусть будет fiesta, — согласился Владимир.

— Подозреваю, что эта юная особа и есть та, что разожгла искру в твоем сердце?!

— От тебя ничего невозможно скрыть, старый лис. Да, это она: Анечка Ларионова, красивое и юное создание, подобное ангелу, спустившемуся с небес.

— Ты ведь хотел оставить эти вздорные мысли во благо друга, — усмехнулся Мартин.

— Хотел, — кивнул Владимир. — Но они не перестают меня мучить.

— Чаще всего мы не выбираем свою amor, она сама находит нас в самые неожиданные моменты нашего бытия, — сказал испанец, а затем сделал глоток вина и, закрыв глаза, минуту помедлил, как бы вспоминая что-то, после чего добавил. — Так было и со мной.

— Ты был влюблен?! — удивился Владимир. — Никогда бы не подумал. Я всегда считал, что твоя истинная любовь — это вино и драки.

— Кое-чего ты все-таки обо мне не знаешь, волчонок, — театрально взмахнув рукой, сказал испанец. — А я ведь когда-то был даже женат и любил до безумия. Ее звали Аделаида — красивая и горячая женщина, как и ее родная Каталония! И я любил ее больше, чем саму жизнь!

— И что же случилось?

— Случился Бонапарт вместе со своим войском, — грустно произнес Мартин. — Однажды его армия вошла в наши земли и, грабя и убивая, они двинулись дальше, как языки пламени, врезающиеся в беззащитное древо. Некоторые присоединились к завоевателю, поскольку перешедшим на его сторону были обещаны всяческие привилегии, а слава Наполеона уже далеко шла впереди его армии. Другие, и в их числе оказался я, решили воевать с захватчиком, но присоединиться к войскам я не успел. Однажды ночью Наполеоновская армия напала на наш город. Уцелевших собрали на площади, и Бонапарт объявил, что всем перешедшим на его сторону будет дарована свобода. Тогда я был еще молод и глуп, и честь ценил превыше всего остального, и я отказался. В отместку они надругались над женщинами, не присоединившихся к ним врагов, в их числе оказалась и моя супруга… — Испанец глубоко вздохнул, было видно, что даже спустя годы воспоминания тех дней терзают его сердце. — Она не выдержала позора и покончила с собой. Я же, сбежав из плена, присоединился к союзным войскам и, раздираемый ненавистью и жаждой мщения, стал ярым и безжалостным противником Наполеоновской армии. Один лишь бог ведает, как я был страшен, ведь ни один француз, подвернувшийся мне на поле боя, не уходил живым, я никогда не брал пленных и никогда никого не щадил. Но… а впрочем, не будем о грустном, — натянув привычную обычную улыбку, произнес Мартин. — Давай зальем все эти воспоминания вином, и больше никогда не будем предаваться им.

— Прости меня, Мартин, что я затронул эту тему, — сказал Владимир, в этот момент ему стало жалко былого наставника и старого друга, и в сердцах он корил себя за этот разговор.

— Не стоит, — улыбнулся испанец. — Время лечит любые раны, а это было так давно, что я почти забыл.

Владимир хмыкнул.