— Ну, ты загнул, философ, — расхохотался Владимир. — Вино делает из нас тех, кто мы есть?! По-моему, избыток этого напитка в организме превращает нас в животных и порождает самые низменные желания.
— Это я и имел в виду, мой юный волчонок! — сказал Мартин. — Мы все по природе своей лишь дикие звери, совсем недавно вышедшие из лесов и спустившиеся с гор. Просто кто-то когда-то наделил нас разумом, чуть выше, чем у наших четвероногих братьев, и привил мораль, эту лживую puta[12], скрывающую истинную натуру. А этот чудесный напиток, — испанец сделал глоток и, осушив бокал, продолжил, — между состоянием легкого опьянения и фазой превращения в зверя, дарует нам истину, пусть и на краткий миг. Вся истина в вине, мой amigo, и не ищи другой!
— Слова достойные поэта, — заметил Владимир.
— Отдам их любому из этих стихоплетов по бросовой цене, — нашелся испанец.
— А ты сегодня в ударе, мой друг! Еще вина?
— Конечно! Когда это я от него отказывался, — лукаво усмехнулся Мартин и протянул Владимиру бокал.
Волков наполнил фужер испанца и, подлив вина и себе, произнес:
— Кстати, завтра мы с тобой приглашены на прием, так что не напивайся сегодня сильно.
— Мы? — удивился испанец. — И кто же это позвал к себе Мартина де Вилью?
— Ну, если быть до конца откровенным, на этот прием приглашен я один, но думаю, что против твоего присутствия никто возражать не будет, скорее наоборот, твое появление придаст шарм этому вечеру.
Испанец прищурил глаза, и лукаво посмотрев на Владимира, произнес:
— По-моему, ты что-то не договариваешь мне, волчонок. Зачем я нужен тебе на этом вечере? А ну, говори!
— Ну да, тебя не проведешь, старый лис, — усмехнулся Владимир. — Твое присутствие мне действительно необходимо для дела. Хочу поставить на место одного молодого выскочку, имеющего наглость, усомниться в твоем существовании, и как следствие в моем умении владеть шпагой.
— Каков наглец! — возмутился Мартин. — Усомнился в моем существовании?! Ну, это уже оскорбление! И отчего же ты сам не насадил его на свою спицу, малыш? — И испанец кивнул в сторону трости со скрытым клинком, лежащую на столике рядом.
— Не представилось возможности, мой дорогой друг. Но я и не хочу нанизывать его на мою, как ты выразился спицу, я всего лишь хочу проучить наглеца и преподать урок.
— Самый хороший урок ты можешь преподать ему, пустив кровь!
— Боюсь, он слишком осторожен для этого.
— Боюсь тогда он просто трус, — фыркнул Мартин.
— Вот именно! — кивнул Владимир. — А что лучше всего не уязвляет мужское самолюбие, чем доказательство его трусости в присутствии всего света, о котором потом еще долго будут судачить злые языки?!
— Ну и плут же ты, — расхохотался Мартин и потрепал Волкова по голове.