Насмотревшись на эту завораживающе-гадкую церемонию, Сергей вдруг оказывался в темноте и тишине барского особняка, в коридоре направо, перед огромными напольными часами. Медная луна за толстым стеклом начинала медленно раскачиваться, разрывая частую паутину; пружины и шестерни хрипло стонали под черным дубовым панцирем и — хррр-боммм… хррр-боммм — словно из-под земли раздавались рычащие удары. Два часа… Двухголовая крыса ползла откуда-то из-за маятника, шипела, разевая две ярко-розовые клыкастые пасти… А этажом выше — Сергей не видел этого, но точно это знал! — творилось нечто неописуемое. Люди в чужой мышастой военной форме отрывисто кричали на чужом языке, вскакивали в табачных облаках из-за большого стола в бывшем банкетном зале, опрокидывали стулья и бутылки, давились в панике у полуоткрытых дверей, но уйти не удавалось никому. Черная тень нависала над разгромленным пиршеством, и под знакомый отвратительный смех падали поверженные чужие люди в мышастой военной форме, и кровавые жиденькие змееныши просачивались из-под дверей зала в коридор… И опять — тишина, темнота пыльного коридора и, кажется, чей-то знакомый крик в отдалении…
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Судя по свету за окнами, было никак не раньше одиннадцати, но Сергею казалось, будто он жестоко не выспался — таким усталым и разбитым чувствовал себя «наследник» осиновского имения. Бывает такое мерзкое чувство: будто кто-то вывернет наизнанку ваш мозг и, прежде чем вправить обратно, хорошенько поваляет его по грязному полу… Сергей не знал, куда деваться от мусора в голове — мусора снов, мучивших его всю ночь. Главной бедой этих снов была их отвратительная, тяжелая реалистичность — с мелкими подробностями, никчемными деталями и в красках. А ведь раньше Сергей не знал цветных сновидений…
Чтобы вернуть себя в привычный круг ощущений, он потянулся к раскрытой сумке, зашуршал пакетами, ловя среди носков и консервных банок дежурную пачку «Космоса». Эдика в комнате не было. Пуская «космический» дым, Сергей спустился вниз, в вестибюль, зачем-то крикнул «Эдик!», на что никто не отозвался, потом вышел на крыльцо освежиться.
Солнце как ни в чем не бывало висело над лесом, правда, с запада к нему медленно подбирались широкие синюшные тучи. Сергей постоял на крыльце, глядя сверху вниз на мертвую деревню. В дальнем конце улицы виднелись останки мотороллера, над которыми колдовал Эдик. Вон его башка в бейсболке неподвижно торчит из-за кузова… Пойти, что ли, к нему?
Сергей быстро спустился с пригорка и побрел, запинаясь во влажной траве. Красный мотороллер маяком торчал перед глазами, и синяя фырганская кепочка с ним. Да что там Фырган — сидя уснул?
— Эй, Фырган! Эдуард!
Ни звука в ответ. Сергей участил шаги, чуть не вприпрыжку достиг мотороллера и вдруг резко встал.
У самых его ног, в траве, лежал мягкий, блестящий, темно-шоколадный кус, в котором разве что дурак не признал бы печень. Чуть поодаль валялись мотки красно-сероватых кишок, над которыми вовсю кружились медно-зеленые мухи. В смутном ужасе поднял Сергей глаза и едва не закричал: прямо перед ним возвышался окровавленный шест, и с этого шеста запавшими и мутными глазами своими таращилась на Сергея отрубленная голова Эдика-Фыргана…
Сначала Сергей стоял неподвижно, потом коротко взвыл по-бабьи и бросился бежать, пока не свалился, захлебываясь блевотиной. Проблевался до слез и кинулся снова — долой, прочь, прочь от кошмарного места! Ах да, надо вернуться в проклятый дом за вещами, вот он, вот крыльцо, двери, лестница — туда, наверх, в комнату, сумка, свитер со стола убрать, спрятать, замок заело, ну да фиг с ним, коридор, лестница, вниз, туда, на улицу, к чертям, к чертям отсюда!!!
Но попытки бежать из деревни проваливались одна за другой. С ужасом осознавал Сергей, что всякий раз, когда он выскакивает в лес и начинает кружить там в поисках дороги, ноги приводят его обратно к затопленному кладбищу и кособоким домикам распроклятых Осин. Осины раскинулись бесконечной ловчей петлей, Осины не желали отпускать его!
Сергей уже мало что соображал. Впрочем, немного требовалось соображения, дабы понять, что — влип. Влип по-настоящему. И никакие спецслужбы здесь ни при чем, здесь другое. Но что?!
Отдышавшись на корточках возле дерева, он предпринял еще одну безнадежную попытку. Небо над лесом потемнело, ветер заполоскал кроны, зашелестел в воздухе праздными листьями, туча сыграла электрической жилкой, Сергей крупной рысью понесся через лес. Громовой треск долбанул по ушам, дыхание сперло от ветряного порыва, дождь обрушился мокрой новостью — злобно и сразу, Сергей внезапно изменил траекторию бега и, будто пытаясь кого-то обмануть, будто назло кому-то, ринулся по деревенской улице, мимо торчащей на палке Эдиковой головы, — обратно, в сторону особняка.
— А ну-ка, стой! — раздался у него за ухом внезапный крик.
Сергей на бегу крутанул шеей и увидел, как прямо на него, размахивая карабином, летит коренастый бородач в коричневой кожаной куртке. Мелко-животно визжа, Сергей вмиг развернулся и что было силы в онемевших ногах бросился в другую сторону. Страшный бородач в два прыжка настиг учителя и ударом приклада в спину грохнул его наземь. Небо почернело и лопнуло, дождь исчез — Сергей потерял сознание.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Очнулся он на полу, на подстеленном одеяле, в каком-то доме. За пыльным треснутым окошком по-прежнему шумел дождь. Прямо перед глазами была темная бревенчатая стена, справа громоздился колченогий табурет, накрытый знакомой коричневой кожанкою, слева — стол с башенками консервных банок. Подле Сергея на корточках сидел бородач и, пристально глядя учителю в лицо, растирал ему уши. Сергей поморщился и замотал головой. Бородач оставил уши в покое и потянулся куда-то в сторону, к прозрачной бутылке. Звякнул стакан, запахло спиртом. Сергей судорожно закашлялся, глотая жидкий огонь из рук незнакомца.
— Очухался?… Да, братан, слабая у тебя кишка. Нахрена ты вообще сюда полез? — серые жесткие глаза бородача лучисто сжались в снисходительной, но незлой в общем-то усмешке, и Сергей слегка приободрился.
— А кто вы такой? — просипел он вместо ответа.
— Кажется, я первый спросил. Валяй, выкладывай всё, если умом не повредился! — бородач грозно и весело нахмурился, и Сергей почел за благо не спорить с ним.