Наследство одержимого,

22
18
20
22
24
26
28
30

Петр меж тем, насвистывая под нос нарочито бестолковую песенку, покончил с чисткой карабина и теперь заряжал свежими батарейками карманный фонарик. Потом он взял со стола свой охотничий нож, машинально протер его газеткой и вложил в висевшие на поясе сафьяновые, с латунной отделкою, ножны.

— Собирайся помаленьку. Лишнего ничего не бери. Есть хочешь? Я там тебе тушенки оставил. Да, и вот еще что… — Петр полез в карман лежавшей на табурете куртки и, вынув оттуда черный угловатый предмет, протянул его Сергею. Сергей ощутил в руке непривычную тяжесть холодной стали, рука благоговейно и смущенно задрожала.

— На крайний случай; не думаю, что он тебе пригодится, но мало ли… Как обращаться-то с ним, знаешь? — и Петр, не дожидаясь ответного неуверенно-утвердительного мычания, подвел Сергея поближе к огню. — Вот смотри. Сперва вот так снимаешь его с предохранителя…

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Бытие хранило Сергея от сильных эмоций. Прослюнив лет в одиннадцать положенное число страниц Фенимора Купера, Александра Дюма и Жоржа Сименона, Сергей раз и навсегда переболел приключенческим зудом. И, к вящей радости матери, в легкой форме — без дурацких побегов из дому, без дворовых драк и прочих мальчишеских «подвигов». Конечно, было время, когда Сергей, как и многие его сверстники, тихонько мечтал стать не то каскадером, не то летчиком-испытателем, но что там говорить! Каждому ясно: детским мечтам цена копейка, и вот уже Сергей смиренно учительствует, выводит четвертные тройки, марает красным дневники, предусмотрительно улыбается директору, дважды в месяц топчется возле бухгалтерии… Дышится ему ровно; спина, правда, не всегда прямая и голос не всегда уверенный, зато жизненные силы расходуются размеренно, экономно и праведно — чего еще желать…

Впрочем, был в жизни Сергея период, которого, несмотря на все старания матери и одного ее старого знакомого, избежать не удалось. Старый знакомый взялся похлопотать, и в медицинской карточке 18-летнего призывника появились было некоторые полезные недуги, но скоропостижный инсульт скосил благодетеля, и те же «полезные» недуги сыграли с Сергеем злую шутку — он оказался в железнодорожных войсках, которые, как известно, немногим лучше приснопамятного стройбата. Матери оставалось писать слезные письма образца «служи честно, слушайся командиров» и утешаться тем, что ее «сыночка», по крайней мере, не возьмет в руки оружия.

И вот теперь Сергей вдруг почувствовал, что все, что было с ним раньше — армия, институт, школа, праведное убожество, улыбчивое безволие и перманентное унижение, — превращается в сон, назойливый и правдоподобный, но всего лишь сон, который он не обязан даже помнить. И, словно давеча в сатанинской церкви, охватывало теперь Сергея ощущение необыкновенной реальности и уместности — на этот раз самого себя. Даже пистолет, данный Петром, больше не смущал, а радовал. О, если доведется, Сергей просто воспользуется им, выстрелит в каннибала — реально, уместно и красиво…

Две черные подвижные фигуры быстро перемещались во мраке холодной послегрозовой ночи. Трава под ногами была словно невыжатое после стирки полотенце, и туфли Сергея громко хлюпали и шипели. Бесшумный Петр с карабином в руках, казалось, превратился в сплошное чуткое кошачье ухо.

Дом, из которого вышли случайные соратники, располагался ближе всех к проклятому особняку и дальше всех от проклятой церкви, куда они направлялись.

Легкий ветерок раздернул поредевшие тучи и открыл огромную тарелку-луну. Она висела совсем низко над горизонтом, и ее прохладный свет казался жидким и всепроникающим. С болота тянуло гнилью и сыростью, то и дело слышались ворчливые всхлипывания, негромкие хлопки, непонятная какая-то возня.

— Какие гадкие звуки… Прямо в дрожь бросает, — ворчал в темноте Сергей.

— Кикиморы, наверно. Нас с тобой поджидают — затащат в болото и будут жрать! Но сначала мы сами кое-кого дождемся…

— …и сожрем! — озорно и глупо вклинился Сергей.

Тарелка над горизонтом высветила среди березовых ветвей меловой бок и черное окно старой церкви. Сергей задрал голову и глядел на темный купол — одичавший, мертвенно-пустой, словно черная раковина погибшего моллюска… Но что это?! Вверху, под самой церковной крышей, мигнул рыжеватый огонек. Неужто показалось…

— Ты видел?! — крикнул Сергей шепотом Петру.

— Видел, — сквозь зубы ответил тот. — Скорей всего, наверху есть особая комната. Там он и прячется.

Церковная дверь, как и днем раньше, не была заперта. Казалось, Ливер забыл об осторожности — но это вряд ли; скорее всего, он просто ждал своих гостей и был готов встретить их. И гости не мешкали.

Сергей первым заметил тонкую ленточку света за алтарем. Подойдя ближе, они с Петром увидели в лунном свете то, что он не рассмотрел в первое свое посещение — маленькую узкую дверь, выкрашенную и расписанную совершенно так же, как и окружающая стена, а потому почти незаметную. Дверь была чуть приоткрыта. Сергей рванулся было вперед, но Петр мягко отстранил его и сам поспешил прильнуть к дверному косяку, по-змеиному поворачивая и наклоняя голову. Минуту спустя он махнул Сергею свободной рукою, а когда тот приблизился, выразительно повел глазами кверху. В щели между стеной и дверью виднелись крутые ступеньки потайной деревянной лестницы, ведущей наверх.

— Это на колокольню, что ли? — шепнул Сергей.

— Нет, туда вход — с другой стороны. А это — хм, видно, старая поповская уловка: лесенка и чулан, которых нет, — Петр мягко поставил ногу на первую ступеньку.