Институт

— Да, уи-уи, я слышу тебя! Где ты…

Но мальчик пропал, и зазвонил ещё один телефон. Она пробежала через кладовую и оказалась в комнате с соломенными стенами и утоптанным земляным полом, покрытым цветной плетёной циновкой. Это было последнее пристанище беглого африканского военачальника по имени Баду Бокасса, которому одна из его любовниц вонзила нож в горло. На самом деле он был убит группой детей, находящихся в тысячах миль. Доктор Хендрикс помахал своей волшебной палочкой — которой был дешёвый бенгальский огонь, — и мистер Бокасса испустил дух. Телефон на циновке был ещё больше, почти размером с настольную лампу. И когда она ответила, то ощутила тяжесть трубки.

Ещё одна девочка, голос чистый, как звон колокольчика. Казалось, голоса становились яснее по мере увеличения размера телефонов.

— Zdravo, cujes li me?

— Да, я хорошо тебя слышу, что это за место?

Голос пропал и зазвонил другой телефон. Он находился в спальне с подвесной люстрой, и был размером с подставку для ног. Ей пришлось поднять трубку обеими руками.

— Hallo, hoor je me?

— Да! Конечно! Абсолютно! Говори же!

Ни ответа. Ни гудка. Ничего.

Следующий телефон был на террасе с большой стеклянной крышей, и был размером со стол, на котором стоял. Звонок резал ей уши. Будто телефон подключили к усилителю на рок-н-рольном концерте. Калиша побежала к нему, вытянув вперёд ладони, и сбила трубку с телефона, но не для того, чтобы проснуться, а чтобы заткнуть его, пока он не разорвал ей барабанные перепонки.

— Ciao! — прогремел голос мальчика. — Mi senti? MI SENTI?

И она проснулась.

5

Она была со своими друзьями — с Эйвери, Ники, Джорджем и Хелен. Все они спали, но беспокойно. Джордж и Хелен постанывали. Ники что-то бормотал и протягивал руки, от чего она вспомнила, как бежала к большому телефону, чтобы остановить звон. Эйвери ворочался и шептал знакомые ей слова: «Hoor je me? Hoor je me?»

Им снилось то же, что и ей, и учитывая, кем они теперь были — кем их сделал Институт — мысль эта казалась вполне здравой. Они генерировали своего рода групповую энергию, телепатическую и телекинетическую, так почему бы им не видеть общий сон? Вопрос был только в том, кому он приснился раньше? Она решила, что Эйвери, потому что он был самым сильным.

«Пчелиный улей, — подумала она. — Вот, кто мы такие. Улей экстрасенсорных пчёл».

Калиша поднялась на ноги и огляделась. Всё ещё заперты в туннеле, ничего не изменилось, но ей показалось, что изменился уровень групповой энергии. Может быть, поэтому дети из Палаты А не ложились спать, хотя было уже довольно поздно; Калиша всегда хорошо чувствовала время, и думала, что сейчас, по крайней мере, половина десятого, может, чуть позднее.

Гудение было громче, чем когда-либо, и приняло некоторое подобие циклической формы: ммм-МММ-ммм-МММ. Она с интересом (но без особого удивления) заметила, что флуоресцентные лампы над головой зациклились в такт с гулом, становясь ярче, затем тускнея, а затем снова становясь ярче.

«ТК теперь видно, — подумала она. — Вот и вся польза от него».

Пит Литтлджон, который шлёпал себя по голове и повторял «йя-йя-йя-йя», подбежал к ней в припрыжку. В Передней Половине Пит был довольно милым и слегка надоедливым, как младший брат, который везде следует за тобой по пятам, пытаясь подслушать, о чём это ты секретничаешь с подружками. Теперь на него тяжело было смотреть, с его отвисшей челюстью и пустыми глазами.