– Почему? – я с трудом шевелила губами.
– Обещание, данное Аш-Эски…
– Не помню, чтобы вы о таком говорили…
Шахрийяр откинул полог с одного из окон и уставился в разгорающуюся рассветом морскую даль.
– Это было очень давно, еще до твоего рождения…
В ту ночь мне снились Шахрийяр и Амфорная Кошка, сидящие на песке у костра. Небо над ними было усеяно чужими древними звездами.
Абиссинка – прямая бронзовая статуэтка – молча вглядывалась в карие печальные глаза Чайного Вампира, а он протягивал ей свою пустую чашку, на дне которой плескалась гуща выпитой им до дна неразделенной любви.
Проснувшись от сладкого запаха ройбуша, я еще долго лежала, вдыхая кейптаунское утро.
Все четыре широких окна были раскрыты, и беседка больше походила на изящный павильон, чем на уютную комнату, в которой мы с Шахрийяром вели долгие беседы накануне.
Хозяина видно не было, так что я встала, сладко потянулась и налила себе чая из листьев красного кустарника, который рос только в окрестностях Кейптауна.
Из сада доносились тихие голоса, и я спустилась туда с тонкой чашкой в руках.
– …И лишитесь всего этого… – объяснял неторопливо Чайный Вампир. – Даже если вы захотите, вернуть прежние чувства будет невозможно.
В белом утреннем свете он выглядел еще удивительнее. Каштановые волосы схвачены на лбу тонкой тесьмой. Глаза ясные и чистые, как чай, который он приготовил.
Жестом Шахрийяр приказал мне не мешать ему.
«Можешь понаблюдать, если хочешь», – говорила его улыбка.
Напротив пила чай юная девушка. Я слышала это по голосу, хотя и не видела ее лица.
– У меня нет выбора, – скорбно говорила она. – Отец сказал, что выдаст меня замуж, так или иначе. Если не за этого купца, то за следующего. Но никогда, заявил он, я не стану женой простого каменщика…
Несчастная начала громко всхлипывать, и хозяин чайной беседки протянул ей белый батистовый платок.
– Но вы любите его?
– Люблю, – рыдая, кивнула гостья. – Да что толку, если мы не сможем быть вместе?