– У цыган? – он обреченно опустил плечи. – У них столько золота, что вряд ли горстка монет решит дело. К тому же сама принцесса пожелала получить леопарда – она запросит за него неслыханную цену.
Наше отчаянье передалось и Сахаре. Она жалобно мяукнула, тычась носом в плече Солея.
– Но делать все равно нечего, придется идти к ним.
Он встал с земли, отряхивая брюки.
– Я пойду с тобой.
– Нет, Харише, – он покачал головой. – За тебя мне точно не заплатить.
– Какие глупости! – я взяла его за руку. – Я – свободный человек, которого нельзя украсть, словно леопарда на рынке.
– Но…
– Я тоже иду, – повторила я. – Нравится тебе это или нет.
По полуденной жаре мы вернулись в Рыбацкий квартал и оставили Сахару в лодке. Пока привязывали ее, кошка укоризненно смотрела нам в глаза, дергая за поводок.
Солей объяснил, что цыгане обычно не живут в Кейптауне, но время от времени заглядывают в город, когда их табор проходит рядом. Ночуют они, как правило, прямо в пустыне у городских стен, разбивая свои шатры на голой земле. И ночь напролет пьют, пляшут и перебирают купленные или украденные сокровища. Но не задерживаются нигде дольше двух-трех дней.
– Нужно спешить, – пояснил он, набрасывая мне на голову длинный платок.
– Я не смогу в нем дышать, – запротестовала я.
Но Солей предупредил серьезно:
– Либо ты наденешь его, либо останешься здесь.
– Почему ты их так боишься?
Он вздохнул:
– Любой зрячий цыган обратит внимание на твою красоту, Харише. И у нас появится тысяча причин проклинать этот поход.
Я все еще не могла поверить в истории о похищениях людей.
– Да что они будут со мной делать?