С какой-то неведомой мне целью?
Я знал, что виноградные братья ничего не делают просто так.
Дойдя до «Лагеря», я осторожно зашёл в комнату Гастелло, предварительно постучав.
Она, как всегда, сидела за столом, читая свежий номер «Работницы», на сковородке потрескивала молодая еловая хвоя, кубик Рубика лежал в углу стола, трёхмерная проекция сторон, обращённых ко мне, была заполнена сплошными цветами — синим, жёлтым и коричневым.
Я робко спросил её, не знает ли она, как по метаморфозам Луны определить время самого сильного отлива?
Она как-то странно посмотрела на меня, словно увидела в первый раз, её рука потянулась в ящик стола (там лежало переговорное устройство?), но она быстро отдёрнула её и рассеянно ответила — понятия не имею.
Она подбросила ещё хвои в сковородку, зачем-то потрогала кубик, её руки бесцельно двигались по столу, вдруг одна из них скрылась под столом, и мне послышался слабый скрежет ключа.
Я смотрел на неё как зачарованный, словно бы это была комната Красной Смерти, в каком-то сонном наваждении; вдруг скрежет прекратился и она, очевидно, овладев собой, сказала, глядя в сторону — можешь идти…
Я вышел и кое-как дошёл до спальни, где уснул мгновенно, несмотря на то, что было всего семь часов вечера…
Я писал всю ночь и больше не могу.
Наверное, этим я приблизил свою смерть.
Рот заполнен кровью, у меня внутреннее кровотечение.
Чудовищная, распухшая рука, в синих и багровых рубцах.
Несколько раз за ночь, когда она переставала действовать, я глубоко, до крови, прокусывал пространство кожи между большим и указательным пальцем, пробуждая остатки какого-то самого последнего электричества, но сейчас и это не помогает.
Несколько страниц безнадёжно испачканы кровью, я сам уже ничего не могу разобрать.
Иногда мне было так хорошо, словно бы я стал снова молод и здоров, и полностью властен над любым словом, над любым переплетением слов, я так радовался, вспоминая Элеонору Гастелло и грустный магазин № 2, и только недавно я понял, что пишу по мокрой странице и плачу.
Жалко, что нет водки.
Это последняя из историй, которую я пытался написать, я дошёл только до половины, но это не имеет значения, её всё равно никто не прочтёт.
Комедия дель арте — окончена.
Если я доживу до утра нечётного дня недели, надо будет попросить Марту о последней глупости — положить коробок из кофейни для курящих, в которой, наверное, так хорошо сидеть, читая газету, в нагрудный карман рубашки, в которой меня похоронят на кладбище позади клиники доктора Штайнера. Только бы она не забыла его наполовину выдвинуть.
ebooksa