Кухня была непривычно пустой, весь дом был непривычно пустым, непривычно шипела вода в чайнике на печи, непривычно пузырился черный заморский напиток, что так пришелся по нраву промышленникам. В прошлый раз, когда она варила эту черную жижу, папенька так ругался, а управляющий тайком сплюнул напиток в чашку. Может и сегодня сплюнет, а папенька заругается, но девушке было все равно. Она поставила на поднос кофейник, две чашки, сахар, сливки, а потом понесла в кабинет. Когда она проходила мимо опочивальни нянюшки, руки предательски задрожали, чашки и блюдца звякнули, но она смогла сдержаться и не зареветь. Это ли не победа?
Она уже почти прошла мимо классной комнаты, когда услышала голоса. По какой- то причине отец и, приехавший несколько минут назад, управляющий разговаривали в классной комнате, а не в кабинете. Ну, не совсем разговаривали, папенька скорее рычал, аки медведь — шатун, а Прохор Федотыч пытался возражать. Слабенько пытался. Отец повысил голос, Настя толкнула дверь подносом, мужчины повернули головы и замолчали.
Управляющий выглядел напуганным и каким-то встрепанным, словно воробей, который искупался в луже. Сюртук расстегнут, воротник засален, словно его долго теребили пальцами, рубашка измята. Настя так и представила себе, как осмелившегося сказать что-то супротив Прохора Федотыча отец хватает за сюртук и вталкивает в первую попавшуюся комнату, дабы объяснить с глазу на глаз всю глубину постигшего управляющего заблуждения.
Под напряженными взглядами мужчин, девушка поставила поднос.
— Кофия откушать изволите, — сказала она и едва подавила нервный смешок, за которым неминуемо последовали бы слезы. Именно так всегда говорила горничная Глашка, а нянюшка всегда забирала у нее поднос. Нянюшка… Настя снова почувствовала, как горе заворочалось внутри, словно медведь в берлоге.
Она разливала черный напиток по чашкам в полной тишине. Никогда еще классная комната не знала такого оглушительного, наполненного вниманием, молчания. Девушка, в свою бытность ученицей, обычно вертелась, как егоза, и задавала сотни вопросов.
— Спасибо, можешь идти, — расщедрился на нормальные слова папенька, вместо привычного «брысь».
Она ушла. И выронила поднос только в коридоре. Он стукнулся об пол, а Настя закрыла лицо руками и всхлипнула. А когда отняла ладони, оказалось, что она стоит напротив нянюшкиной опочивальни. Она не помнила, как дошла сюда и даже не понимала зачем. Настя посмотрела на дверь. Нянюшка единственная из прислуги, кто жил в господской половине. Не прислуга, но и не барыня. Девушка помедлила. До нее донеслись отдаленные голоса, видимо, управляющий и папенька продолжили прерванное ею объяснение. Настя, как во сне толкнула дверь и вошла, лишь на миг помедлив на пороге. Она не боялась, нет. Она была в этой комнате сотни раз и еще один ничего не изменит, особенно того, что ее старая нянька мертва.
Сперва она смотрела только в пол, на мыски своих, виднеющихся из-под платья туфель. Потом все же подняла голову и бросила взгляд на кровать. На то, что лежало на ней, не то, что было скрыто шалью.
— Няня, — прошептала она и вдруг поняла, что ничего больше не будет, что это окончательно.
Больше не будет ни строгих взглядов, ни ласковых касаний рук, ни молитв по ночам об ее Насти здравии и защите. Девушка осознала, что ее жизнь в этот день изменилась, достигла какого-то рубежа, и ничто уже не будет прежним. И она не будет. Настя подошла к кровати, подняла руку и коснулась щеки мертвой женщины, прямо сквозь шаль.
— Прощай нянюшка, — прошептала девушка и снова заплакала.
Она не знала, сколько так простояла, касаясь лица нянюшки, сколько слез выплакала, но когда она выпрямилась, дышать стало легче. Словно старая женщина все еще была здесь, словно она как всегда положила свои маленькие руки на плечи воспитаннице и проговорила, что-то успокаивающее, вроде привычного «все под богом ходим, не робщи, девочка, не робщи».
— Не буду, нянюшка, — пообещала она, наклонилась и поцеловала старую женщину в лоб, ощутив губами лишь мягкую ткань шали.
Из комнаты она вышла успокоенной, и пусть горе продолжало грызть ее изнутри, как голодный зверь, но этот тягучий неправильный день наконец-то закончился.
Настя хотела вернуться к себе и попробовать заснуть, завтра предстояло готовиться к похоронам, столько всего предстояло сделать, но она что-то услышала, какой-то звук, отвлекший ее от мыслей о погребении… Ушей коснулся хрип, словно кто-то подавился рыбьей костью. Дверь в классную комнату была приоткрыта. Настя много раз впоследствии спрашивала себя, что было бы, пройди она в тот день мимо? Что было бы не загляни она внутрь? Но она заглянула.
27. Его день (8:00)
Девушка вздрогнула, когда Матвей обнял ее за плечи, она заморгала, словно с трудом возвращаясь в настоящее.
— Тебе холодно?
— Да, — не стала отрицать Настя и прижалась к груди мужчины.
ebooksa