— Я не идиот.
— А вот я не поняла, во всяком случае, не сразу. — Девушка понуро опустила голову.
— Знаешь, в свое время в издательстве отца я курировал детективную серию. И даже мечтал написать книгу. Не знаю, вышло бы что из этой затеи или нет, но я собрал много информации по криминологии и дедукции. — Матвей взял девушку за руку и потянул, заставляя встать. — Нужно обращать внимание на детали. Ты же сама все сказала. — Теперь ее взгляд стал испуганным, а он процитировал: — «Посиневшие губы были приоткрыты…» Насколько я помню, синюшность слизистых сразу после смерти — первый признак отравления, пусть и косвенный. — Матвей обхватил задрожавшую девушку руками и прижал к себе, просто не мог себе в этот отказать. Это оказалось слишком приятно, ощущать тепло ее тела. — Ну, а про чашку и говорить нечего. Это как чистосердечное признание, написанное кровью. — Он хотел пошутить, но девушка вместо того, чтобы рассмеяться потерлась носом о его рубашку, вряд ли понимая, каким провокационным было ее движение. — Что ж… — Он закрыл глаза, наслаждаясь ее близостью. — Одной тайной меньше. Твою няньку отравили, и сделал это твой отец, из-за слов, что ты услышала той ночью, вернее, он думал, что их слышала она. Прямо семейка Адамс[1] какая-то.
— Нет, мы Завгородние — это совершенно точно, дед родом из Сибири. — Она вздохнула и невпопад добавила: — Нянюшка часто страдала бессонницей и не всегда пила свои капли.
— Настя, твой отец обобрал своих партнеров? — спросил он, хотя ответ был уже ему известен.
Она вздохнула и все-таки нашла в себе силы ответить:
— Да.
— Вот видишь, не так все и страшно, — сказал Матвей, зарываясь лицом в ее волосы. Девушка пахла странно, но приятно. Он ощущал далекий аромат костра, теплых подернутых пеплом углей, на которых так приятно ночью жарить хлеб и сосиски, совсем, как в детстве.
— Не страшно? — Настя отстранилась, положила руку ему на грудь и заглянула в глаза.
— Твой отец не первый, кто хотел присвоить чужие деньги, и явно не последний. Никакой сенсации. — Он говорил, а она внимательно его слушала, пожалуй, даже слишком внимательно, словно прилежная ученица на уроке географии. И это сочетание серьезного лица и узкой горячей ладони у него на груди, показалось Матвею настолько притягательным, настолько сексуальным, что он не смог совладать с порывом. Мужчина наклонился и поцеловал девушку, коснулся ее теплых и мягких губ, поймал дыхание. Дыхание живого человека. Оно пахло патокой и летним лугом, ярким летним солнцем и свежим горным ручьем, к которому так и хочется приникнуть, и пить, пить, пить. Только она могла утолить его жажду.
Настя пискнула и в первый момент даже уперлась ему в грудь ладошками, чтобы оттолкнуть. И он замер, но спустя мгновение, девушка сама ухватила его за рубашку и притянула ближе. Другого приглашения ему не требовалось.
Матвей обхватил талию девушки руками, его губы снова накрыли ее рот. Мужчина стал целовать Настю по-настоящему, с жадностью и с нежностью, заставляя ее вздрагивать, заставляя ее прижиматься к нему всем телом, заставляя ее стонать. И этот звук, пусть и едва слышный одновременно и завел и отрезвил Матвея. Он не знал, как это может быть, но так оно и было. Больше всего на свете ему хотелось удовлетворить свою жажду, но именно поэтому он и остановился. Нельзя брать в расчет только собственные желания. Мужчина оторвался от ее губ и прошептал:
— Настя.
— Мммм… — невнятно ответила она. и он снова едва не поцеловал девушку.
— Настя, я… — Матвей закрыл глаза, прижался своим лбом к ее лбу, вдохнул горьковатый, такой притягательный запах, словно снова очутился у лесного костра. — Настя, — повторил он, — пожалуйста, останови меня. — Он провел рукой по ее спине, и девушка выгнулась ему навстречу.
— Я? — девушка распахнула глаза.
— Ты, — подтвердил мужчина. — Останови, сам я не смогу.
Он мог бы попытаться рассказать ей. что чувствует, как она действует на него. Объяснить, что вся его хваленая мужская выдержка просто исчезает рядом с ней. возвращая в те времена, когда каждое прикосновение к женщине вызывало восторг, вызывало неуверенность и страх облажаться. Он и вправду все это чувствовал, а еще больше всего на свете он не хотел останавливаться.
Вот только не знал, можно ли так поступить с Настей?
Н-да, когда он в последний раз задавался вопросом о правильности того, чтобы уложить девушку в постель? Правильный ответ — никогда. А сейчас задался. Мир что сошел с ума? Или не мир, а сам Матвей?
ebooksa