Триединство

22
18
20
22
24
26
28
30

Но нормально порадоваться за спутника не получилось — солдат, что чуть раньше пинал Марину, стащил биолога с крыши машины и принялся избивать. Видимо, о правиле «лежачего не бьют» он никогда не слышал.

Другие отнеслись к этому равнодушно. Никто не бросил свои дела, чтобы полюбоваться экзекуцией, но и мешать всё больше распаляющемуся соратнику не стали. Достойно Максим ответить не мог, даже извернуться так, чтобы армейские ботинки попадали по наименее чувствительным частям тела, у него не получалось — руки и ноги по-прежнему плохо слушались. Поэтому он лишь стонал сквозь зубы, когда удар приходился в пах или почки.

Зато благодаря боли паралич проходил гораздо быстрее, чем должен был. Бондаренко оставалось надеяться, что контроль над телом вернётся до того, как его забьют до смерти.

От удара в голову, который мог бы и убить, спас командующий. Он наконец-то обратил внимание на своего беснующегося подчинённого и сказал прекратить. Приказ был выполнен немедленно. Солдат плюнул на Максима и отошёл. Стиснув зубы, Бондаренко подполз к «Ниве», медленно сел, прислонившись спиной к переднему колесу, и занялся диагностикой самого себя.

Много лет он ассистировал жене в больнице, поэтому быстро понял, что внутреннего кровотечения, как и переломов, нет. Но от этого легче не стало — американец «отбил» всё, что только возможно.

Вскоре его обыскали, забрали более-менее ценное и погрузили в кузов пикапа. Не к Марине, а в другой, к которой была присоединена «Нива». Наручниками приковали к металлической трубе, приваренной к борту, и обеспечили надсмотрщика. Вернее, надсмотрщицу — коротко стриженную женщину, испугавшуюся радиации в самом начале «знакомства».

Командир подошёл к раненому подчинённому, сокрушённо покачал головой, разглядывая обгорелые участки кожи, что-то тихонько сказал, и неожиданно для Максима вогнал нож в грудь солдату. Остальные скорбно перекрестились и продолжили свои дела. Скоро пятый труп тоже оказался в кузове. Биолога поразило не оказанное «милосердие», а равнодушие, с каким его приняли другие.

А командующий раздал последние указания, подождал, пока один из солдат усядется за руль «Нивы», проверил состояние Марины пощёчинами и сел рядом с ней, явно не желая упускать ценную добычу из вида. Колонна из трёх машин, одна из которых была всего лишь пристёгнутым грузом, наконец-то тронулась.

* * *

Максим сидел, прислонившись спиной к бортику, и разглядывал мертвый город, упорно отказываясь думать о Марине, об оставшихся в Приречье детях и жене. Но предательская мыслишка о том, что отсюда живым может выбраться разве что Слава, периодически била наотмашь. Мирону, Косте и Насте до статуса сирот осталось совсем немного, Бондаренко ощущал это каждой клеточкой своего избитого тела. И всё-таки он справился с собой. Волнение за семью скрутилось в тугой клубок и осело где-то в глубине души. А вот физическая боль и переживания за ведьму никуда не делись, и его взгляд то и дело срывался с окружающего мира на идущий впереди автомобиль.

— Кто она тебе? Жена?

Бритоголовая женщина, отряженная следить за пленником, естественно, говорила на родном языке, но Максим, впрочем, как и Слава, и Марина, неплохо его знал. После Катастрофы в Приречье из каких только стран не забредали гости, а английский до сих пор оставался самым популярным и лёгким для освоения.

— Нет. Сестра.

Максим почти не обманул. Он уже много лет относился к Сычковой именно так. Да и Слава давно стал для него близким родственником.

— Всё-таки вы нас понимаете. Я так и думала, — довольно заявила женщина. — Это хорошо. Проще будет привыкать. Жаль, что твой друг сбежал от правосудия, он физически сильнее. Но и ты пригодишься. И ответишь за смерти наших граждан.

— А сестра? — Макс решил воспользоваться тем, что охранница настроена поболтать.

Но диалога не получилось. Женщина посмурнела:

— Она скоро придёт в себя. И ты лучше о своей судьбе беспокойся.

— Скажи хоть, её не убьют? — вырвалось у Максима.

— Сегодня нет.

Женщина отвернулась, всем видом давая понять, что разговор окончен. Бондаренко попытался спросить ещё кое-что, но был демонстративно проигнорирован.