Так он и сделал. Однако ничего романтически-элегантного из его затеи не вышло. Ужин аристократа составился из чёрствого хлеба и усохшей колбасы. Всё это камнем легло в желудок и не давало забыть о себе ни на минуту. Коньяк тоже оказался скверный — соединившись с ужином, он жёг и бурлил. Не зря у хозяев бутылка осталась недопитой! А может, Колдобины туда дряни какой-нибудь налили вроде пятновыводителя?
Костя понюхал пробку: «Да нет, запах, кажется, коньячный. К тому же в голове шумит…»
Подвёл и камин: дарёные дрова лежали в нём всё той же красивой городошной фигурой, но спичек на полке не было. Костя сходил на кухню и вернулся ни с чем. В карманах тоже пусто. Чертовщина какая-то! Ведь всего полчаса назад Костя кипятил чайник, и коробок был полон. Спичек он вчера купил в местной лавке целую кучу, коробки рассовал по собственным карманам, по шкафам, ящикам столов и всяким укромным местечкам. Но теперь нигде ни одной спички отыскать не удалось.
«Ясно: кто-то повадился ходить в дом, — с содроганием подумал Костя. — Наверное, это Робинзон. Ночью он подбросил мне труп, а днём спёр спички. Только зачем он забрал все коробки? И что мне теперь делать? Утром даже чаю не попьешь. Пока не так поздно, надо сходить к соседям… «
Он надел куртку и вдруг засомневался: «Куда идти? У старухи Каймаковой я спички уже просил, в результате напился какой-то гнусной мяты. Нет! Туда я больше ни ногой, тем более что Инесса на танцах. Значит, к Шнурковым? Неприятно как-то: у них горе, а мне в буквальном смысле приспичило… К композитору? Далеко живёт. Вдруг я снова заплутаю в потёмках и буду всю ночь выбираться? Эх, придётся-таки тащиться к старой ведьме Каймаковой…»
Костя направился к знакомой избе и постучал в дверь. Открыла ему Инесса. Он так опешил, что даже не смог выговорить слово «спички». Вместо этого он издал несколько носовых звуков, как это делают глухонемые.
— Проходи, — сказала Инесса.
Костя недавно уже побывал в этом доме. Он смутно помнил его суровые бревенчатые стены. На них в самодельных рамках висели блеклые фотокарточки с выпученными глазами и две репродукции из старого «Огонька» — «Всадница» и «Шоколадница».
Инессу он, оказывается, тоже помнил смутно. Ещё бы — он видел её только в сумерках и мельком. Теперь он поймал себя на мысли, что тосковал по ней и мучился, а толком рассмотреть её может впервые.
Странным образом она являла собой нечто среднее между «Всадницей» и «Шоколадницей», которые красовались на стенах. От всадницы было у неё неправдоподобно овальное гладкое лицо, а от шоколадницы — бархатные брови и пышная грудь, так высоко поднятая бюстгальтером, что не смотреть на неё во все глаза было невозможно. Ростом Инесса оказалась много ниже Кости, а глаза имела фамильные, бабкины — светло-пронзительные, с крохотными колючими зрачками.
— Вы не пошли на танцы? — наконец смог спросить Костя.
— Не-а, — ответила Инесса. — В Конопееве козлы одни.
На ней был ситцевый халатик, на шее толстая цепочка с какой-то вульгарной подвеской. Говорила она хрипловато и вообще выглядела простушкой. Неужели Ида Васильевна права? Что до выдающейся кормы, то Костя стоял к Инессе слишком близко, чтоб эту корму оценить.
— Тебя дачники наняли добро сторожить или как? — задала Инесса светский вопрос.
— Я друг их сына и здесь в отпуске, — скромно ответил Костя.
Он почему-то сразу понял, что у такой девушки звание писателя не будет иметь никакого успеха.
— А я к бабке приехала, — пояснила Инесса. — Бабка сегодня на всю ночь пошла к шептухам. Они травы варят. Здесь, а Логу, одно старичьё. Скучно — деревня. И в Конопееве скучно, все козлы.
Она села на лавку, оперлась о кулак тугой щекой и уставилась в окно — ни дать ни взять матрёшка. Интересно, если прямо сейчас её обнять, что она будет делать? Кажется, деревенские девицы уступчивы.
Костя сел рядом, придвинулся поближе и смог оценить, какое у Инессы крепкое и горячее бедро. Для приличия он тоже глянул в окошко и вдруг оцепенел. Он никак не мог предположить, что из этого окна дача Боголюбовых видна, как на ладони.
Это невозможно! Но Костя сразу узнал двор, заросший бурьяном, деревце на крыше, полосатые шторы. Из окошка знакомого полуподвала сочился тусклый свет.