Дороти не убирала руки с его спины. Она сказала:
— Это ничего. Если она хочет со мной поговорить, пускай.
— Думаю, это просто чтобы сделать мне больно, но я не хочу, чтоб больно стало тебе. Потому-то… в смысле, лучше я б ничего не говорил.
Это уж точно, подумала Дороти. А он, вероятно, считает, будто я ничего не знала. И все равно лучше бы мне и не знать с такой точностью. Она сидела тихо, легонько двигая рукой по спине его рубашки, и ее подмывало спросить: а она ка- кая?
— Ты ее больше не любишь?
— Ох, да и никогда не любил. Поэтому-то все так и глупо.
— Ну, не переживай. Если что-то произойдет, я буду готова.
Все равно он выглядел жалко. Вероятно, хотел предупредить ее, чтобы не верила, если другая женщина станет говорить ей то-то и то-то. Ну, подумала Дороти, а у меня есть Ларри. Я могу себе позволить прощать.
— Ты сегодня опять уедешь?
— Нет.
— Можем поиграть в «Скрэббл» и прикинуть, что у нас будет с отпуском.
В итоге они сыграли четыре кона. Дороти принесла кофе и сделала Фреду сэндвичей. Он сказал:
— Это уже становится похожим на турнир.
А она ответила:
— Нет, просто «товарищеская встреча», но я выигрываю.
— Значит, у нас товарищ против гения этимологии.
Дороти записала счет и оглядела буквы на своей верстатке.
— Давно мы не играли.
— Это потому что ты все время побеждаешь.
Дороти чуть не ответила: «Или потому, что вечером тебя никогда нет дома». Где-то без четверти одиннадцать ей несколько мгновений казалось, что она улавливает в кухне какое-то движение: это бы значило, что Ларри крадется наружу угнать на ночь машину. И еще в некий миг она уверенно поняла, что муж ее решил — за один-единственный вечер и не посоветовавшись с нею — вернуть их брак туда, где тот был несколько лет назад, еще до односпальных кроватей.