Она кивнула. Рассказала ему об Эстелль.
— И вся эта возня с похоронами. Наверное, сможем посмотреть по телевизору. Это будет ужас.
— Мне было б очень интересно это увидеть. Ты так много говоришь о своей подруге Эстелль.
— Но после тебе придется по-настоящему трудно. По-моему, тебе уже небезопасно выходить по ночам, как раньше. Они могут не ожидать, что ты водишь машину, но едва тебя заметят — всё поймут. Как только что-то в эфире — все это видят, пусть даже его там нет. Таково влияние. Как летающие тарелки: если у одного найдется громкая история о них, найдется и еще у полудюжины. Это не обязательно, что они точно ничего не видели, — это просто означает, что люди готовы подмечать все, как только их предупредили. А так-то не слишком-то много чего они видят.
— Ты должна решить, — произнес он. Дороти стало легче. Вздумай он действовать самостоятельно, она бы ничего не смогла поделать. И вот еще что: когда он теперь заговаривал о Фреде, в голосе его звучал оттенок. Может, он просто ревнует, хочет сделать Фреду больно. Он знал, как легко делать людям больно, и у него уж точно есть повод мстить человечеству.
Она сказала:
— Думаю, нам придется уехать раньше, чем собирались. Очень скоро. Мне нужно все обдумать. А пока лучше не выходи из дому.
— Нет, давай выйдем, прошу тебя. Хочу погулять по траве в садах и посмотреть на цветочные клумбы. Пожалуйста. Можно же еще раз заехать в то место со стульями и палочными кустами.
— Это бамбук. Но это все так рискованно.
— Мне будет тошно, если я не смогу выходить. Уж я-то знаю.
Зазвонил телефон. Джини Крэнстон желала поинтересоваться у Дороти, известно ли ей что-либо об Эстелль, поскольку у той трубка, должно быть, криво лежит, а дверь на замке и шторы задернуты. На самом же деле Джини хотелось уточнить, как ей самой следует отозваться — отправить ли письмо, телеграмму, прислать цветов? Дороти сказала, чтоб сунула записку в дверь, если хочет, и чтоб не являлась на похороны и ждала, пока Эстелль сама с нею не свяжется.
Они с Ларри рано поужинали. Потом очень не спеша пили кофе. Ему хотелось побольше разузнать о Крэнстонах. Чем больше Дороти ему рассказывала, тем больше, казалось, это его завораживает. Больше всего поразил его самый интересный факт: хотя Дороти и Эстелль называли Крэнстонов «друзьями», ни той ни другой та пара по-настоящему вообще-то не нравилась.
— Так бывает обычно? — спросил он. Поразмыслив немного, Дороти ответила, что, судя по всему, вероятно, да.
Она согласилась поехать в бамбуковую рощу. Пока мыли посуду, она спросила:
— Когда вернешься, другие решат, что ты сильно изменился? В смысле, из-за того, что тебе все это интересно — Крэнстоны и тому подобное. Станут ли они думать, будто ты изменился к лучшему, или же сочтут, что ты больше не нормален?
— Все иначе, — сказал он. — Чтоб это выяснить, они подберутся ко мне ближе. Это как запах. Важно то, чтобы они по-прежнему знали, кто я такой. Думаю, поймут.
— А если ты отлучишься куда-нибудь надолго, они тебя могут не узнать?
— Или может случиться что-то другое. Я могу чему-нибудь разучиться. Плавать, подолгу не выныривать. Тут я питаюсь другим. Моя жизнь здесь иная, я по-другому пользуюсь пищей — как это называется?
— Метаболизм. За долгое время может и измениться. — И, вновь подумала она, есть возможность подхватить человеческую болезнь. Она ничего не сказала, но было непонятно, не подумал ли он сам о том же.
Еще не стемнело, когда она вывела машину на подъездную дорожку, а по той — на улицу. Прелестный теплый вечер, сулящий ту романтику, о какой мечтала она подростком, какую обещала ей тогда реклама — и посейчас обещала и ей, и всем остальным.
ebooksa