– Бьется, – сказала она наконец полным радости и изумления голосом. – Бьется сердце!
– А то мы без тебя не знали! – огрызнулся Митяй. – Что нам дальше делать, дочка хирурга?
Она задумалась всего на мгновение, а потом сказала:
– Раны надо обработать и перевязать. Еще бы пули достать, чтобы не было заражения, но я не представляю, как это сделать тут, в лесу.
– Пули будем доставать, когда доберемся до партизан, а перевязать… – Митяй растерянно огляделся в поисках того, что сгодилось бы для перевязки. Одежда его и Севы была такой грязной, что на бинты ее не порвешь. Он перевел требовательный взгляд на Соню.
– Что? – Она тут же покраснела.
– Твоя одежда чистая. Блузки нам хватит?
Митяй думал, она начнет выделываться, как всякая девчонка, с которой хотят стащить блузку, но она кивнула и велела:
– Отвернитесь!
Они послушно отвернулись, хотя не было в этом никакого смысла, видели они уже Соню в порванной комбинашке, насмотрелись.
Она разделась быстро, а потом так же быстро натянула на себя кофту и пальто.
– Все, можете смотреть, – сказала смущенно.
Они посмотрели. Смотрели в основном на белую блузку в розовый цветочек. Хватит ли этого для перевязки?
– Сверху можно шарфом замотать. – Соня глянула на Севину шею, тот молча стянул шарф, протянул ей, потом сказал: – В рюкзаке есть самогон. Сгодится для обработки ран?
– Сгодится! – обрадовалась она и попробовала разорвать блузку голыми руками.
Голыми руками не получилось, Митяй пустил в ход свой охотничий нож. От блузки шел тонкий цветочный аромат. Или ему это просто мерещилось?
Дальше они не мешали и под ногами не путались. Соня орудовала решительно и ловко, наверное, и в самом деле батя-хирург брал ее с собой в перевязочную. А отмытые от запекшейся крови раны выглядели страшно. С такими не живут.
С такими не живут… Это думал Митяй. Это читалось в Сонином взгляде.
К черту! Обычные люди не живут, а его батя фартовый!
Он так и сказал, процедил сквозь стиснутые зубы про фарт, и Соня не стала спорить, молча кивнула, закусила губу, замотала, пережала шарфом батину грудь.