– Видели кое-что. Вот дядю Гришу в овраге нашли. Он отбил у фрицев людей, которых хотели спалить в сарае. Живьем спалить… Вот за это его и расстреляли… – Сева запнулся. – Почти расстреляли.
– Выходит, хотели убить, но не добили. – Голова поскреб подбородок. – Доктор говорит, ранения у него страшные, несовместимые с жизнью. – Сказал и искоса посмотрел на Севу, а потом спросил: – Как же он столько протянул-то, а? Чудеса…
– Фартовый он, вот и все чудеса.
Голова молча покивал, раскурил следующую папиросу.
– А в лесу, когда к нам пробирались, не видели ничего подозрительного?
– Подозрительного?
– Необычного.
– Я в городе вырос, мне тут все необычно.
Голова улыбнулся одними уголками губ, сказал вкрадчиво:
– Знаешь, парень, я до войны следователем был, так что вранье я за версту чую. – И пыхнул папиросным дымом, от которого у Севы защипало глаза.
– Я не вру.
– Может не врешь, но и всю правду не рассказываешь. И Митяй этот ваш тоже. – Он устало потер глаза, потом спросил: – Что за колья у вас? У тебя и Митяя?
Колья?.. И ведь сходу правильное определение подобрал.
– Это посохи. Мы ж на болоте заблудились, едва не утонули. Посохи для того, чтобы дорогу прощупывать.
– А заострили вы их для чего? – Вот ведь дотошный какой дядька! – А в крови они у вас почему?
– Мы Соню отбили у немцев. – Соня ведь все равно расскажет, какие они с Митяем герои. – Они ее схватили, а мы отбили.
– Сколько было немцев? – спросил Голова.
– Немного, четыре человека.
– Автоматы у вас оттуда?
Сева кивнул, а Голова усмехнулся.