— Че орете?! Это же сова!
Борис сконфуженно переспросил:
— Сова?
Стон раздался снова, и если бы не Генкины заверения, Борис никогда в жизни бы не поверил, что какая-то сова может так выть и стонать на весь лес. Будто душа грешника вырвалась из ада, оборвав цепи «железного дровосека», и взмыла ввысь с душераздирающими стенаниями, но бесы ее уже поймали и тянут назад.
Сова рыдала еще долго, и ее заунывный плач перемежался со звуком металлических ударов, создавая некую адскую симфонию, которая будоражила до глубины души и будила глубокий первобытный страх перед неизведанным. Теперь, несмотря на усталость, они почти бежали, спотыкаясь о выпирающие местами из земли доски, не сбавляя темпа до тех пор, пока зловещее звуковое сопровождение не стихло, наконец, оставшись далеко позади. Лишь тогда, запыхавшиеся и полностью измотанные, они позволили себе перейти на шаг.
— Господи, если я выберусь когда-нибудь из этого проклятого леса, клянусь, нога моя больше не ступит ни в один лес на свете! — истерично воскликнула Лера. — Я не могу больше бояться, у меня все нервы болят!
— Уже недалеко, — отозвался Генка, возглавляющий шествие. — Чувствуете, как воняет?
— Тухлятиной несет, — заметила Маша.
— Это омут. Мы с мальчишками несколько раз туда ходили, там всегда такая вонь стоит.
— А зачем? — поинтересовался Борис. — Ты же говоришь, там старик страшный живет, которого все боятся.
— Да так… Интересно же. Мы в домах пустых полазили.
— Ясно. Нервы пощекотать, — усмехнулся Зубрилов. — Ну и как там?
— Страшно, — ответил Генка.
— Неужели страшнее, чем здесь, в лесу? — спросила Лера голосом, полным отчаяния.
— Намного страшнее, в сто раз, — подтвердил мальчишка, и она жалобно простонала.
— Что ж, всем приготовиться. Входим в эпицентр нечистой силы, — попытался пошутить Борис, но никто не засмеялся. Тогда он и представить себе не мог, насколько окажется близок к истине.
С первыми проблесками рассвета, разбавившего темноту ночного неба, они неожиданно вышли из чащи на открытое место, большую часть которого занимал небольшой продолговатый водоем, окруженный плакучими ивами. На берегу его, почти у самой воды, притулилась старая избушка, черная от времени, с единственным мутным окошком, глядя на которое, совсем не хотелось знать, что кроется за ним с обратной стороны немытых стекол.
— Вот и добрались, — произнес Генка почему-то шепотом, словно боялся потревожить кого-то невидимого.
— Пейзаж унылый. — Сашка хмуро разглядывал местность.
— Как-то серенько — мрачненько, — добавила Лера с выражением брезгливости на лице, сморщив свой идеальный прямой нос. — И дышать совсем невозможно. Пока найдем этот клад, сдуреем от вони.