— Ну а как же? Ведь он будет думать, что я его внук! — Борис подмигнул ему. — Письмо докажет… — Он полез в карман, где должен был лежать свернутый вчетверо конверт и похолодел: письма там не было. Решив, что переложил его куда-то, он проверил все карманы, затем вытряхнул на землю содержимое походного рюкзака и перебрал каждую вещицу — ни единого клочка бумаги! Нигде!
— Что стряслось-то? — поинтересовалась Лера, а остальные с удивлением наблюдали, как Борис расшвыривает вокруг свои вещи.
— Письма нет! — обреченно бросил он в ответ и начал запихивать все обратно. — Я его, кажется, где-то выронил… Как теперь старику доказывать, что я его внук? Если это, к тому же, неправда?
— Да ладно тебе! На месте разберемся, — немного нервозно сказал Сашка. — Скоро стемнеет, а мы еще с места не сдвинулись.
— Иду уже. — Борис закинул рюкзак за спину.
— Старик поверит, — решил подбодрить расстроенного друга Пашка Зубрилов. — Сам посуди: если ты не получал письма, то откуда тебе знать, что оно было? А раз знаешь, значит, ты — тот, кому писал старик, то есть его внук. А то, что он адресом ошибся — сам виноват. Клад — дело такое: кто успел, тот и съел. — И добавил, подумав: — Хотя это, конечно, не честно.
— Ты, Зубрила, наш мозг, — похвалил его Сашка. — Без письма обойдемся.
Вся компания выдвинулась, наконец, ступая гуськом по узкой дощатой тропе, поросшей травой и присыпанной желтой хвоей. Борис на правах вожака шагал первым, за ним — лучший друг Сашка; девчонки шли следом вместе — такие худенькие и узкоплечие, они не мешали друг другу; потом шел Витя Сомов, низкорослый и подслеповатый, ему не разрешили идти последним — мог и потеряться, а Паша Зубрилов оказался в конце. Не прошли и ста метров, как он воскликнул:
— Борис, стой!
— Что у тебя? — переспросил тот, обернувшись.
— Слышу, за нами идет кто-то, — заявил Паша, и все мгновенно остановились, повернувшись назад.
— Не видно никого, — сказала Лера испуганно.
— Ветки похрустывают, слышите? — Зубрилов приложил ладонь к уху.
— Ш-ш-ш, тихо. Замолчите все! — скомандовал Борис и тоже прислушался. И сразу различил в шорохе и поскрипывании сосновых крон, качаемых ветром, отчетливый щелчок, неожиданно гулко прозвучавший в пространстве. За ним еще один. Еще… К ним явно кто-то приближался! Зверь или человек?
— Давайте-ка уйдем с тропы. — Борис сошел с дощатого настила.
— Ты чего?! Генка же сказал: не сходить, — возразил Разгуляев.
— Мы же не знаем, кого там несет. Лучше спрятаться, да поживее. — Борис энергично замахал рукой, подзывая остальных. — Шевелитесь, скорее сюда! Заляжем в кустах и посмотрим, кто появится.
Девчонки сорвались с места, словно до них только дошло, что им может грозить опасность, и нырнули в густые заросли, издав раздраженное, похожее на кошачье, шипение: «Ч-ч-черт, колюч-ч-ки!» Сомов, Зубрилов и Разгуляев последовали их примеру. Едва ветви кустов успокоились, перестав качаться, в поле зрения показался незнакомый здоровенный мужик. Мужик как мужик, бородатый, одетый по-деревенски — вроде бы, ничего пугающего, если бы не одна деталь, которая не сразу бросилась в глаза. Когда Борис это заметил, то прочувствовал на себе, что значит выражение «кровь застыла в жилах». В руках у мужика был огромный топор! В ухо Борису испуганно пискнула Лера, не выдержавшая жуткого зрелища. Маша Малютина выдохнула: «Ужас!»
Мужик шел размашистой тяжелой поступью, шумно дыша. Голова его была низко опущена, взгляд устремлен под ноги — по-другому по этой «секретной» тропе и не пройти. Он не останавливался и не озирался, а, значит, никого не искал. Двигался целенаправленно — возможно, торопился по каким-то своим делам. Вот только на какие дела идут с топором, да еще в спешке? Минуя их укрытие, мужчина вдруг повернул голову в сторону кустов, где они залегли, и Борис порадовался, что вовремя принял решение спрятаться. Взгляд незнакомца показался ему безумным и гневным, но, как заметил Борис с облегчением, вместе с тем — рассеянным, устремленным в никуда. Значит, мужик их не видел. В самом деле, не замедляя шага, через несколько минут незнакомец скрылся из виду. Лишь хруст веток еще долго доносился издалека, постепенно стихая.
— Дровосек, что ли? — Разгуляев первым нарушил тишину, пытаясь говорить спокойно, но его голос все же предательски дрогнул.