Демон сна

22
18
20
22
24
26
28
30

Вскоре я набрёл на стоящий у обочины старый длинный автобус с тихими закутанными пассажирами, неподвижно сидящими в высоких креслах. Так, конечно, быстрее, чем пешком, подумал я и сел за руль. Но дорогу пересекали затянутые серым туманом разломы и провалы. Через маленькие трещины автобус, мягко ударяя амортизаторами, кое-как ещё переваливал, но более крупные приходилось объезжать, отчаянно вращая тяжёлый руль то вправо, то влево. Наконец огромная дыра разрезала асфальт почти через всю дорогу. Я вывернул руль, и автобус съехал на обочину, уткнувшись в кусты, так, что листья зашуршали прямо в кабине. Это не понравится моим пассажирам, подумал я и обернулся. С тихим бормотанием пассажиры и в самом деле начали вставать со своих кресел и толкались в проходе, приближаясь ко мне. С ужасом увидел я, что они облачены в желтоватые разодранные саваны, что кровь сочится из-под лохмотьев, что все они истерзаны и искалечены. Это мертвецы, это воспрявшие тела страшных жертв из чёрной книги, им нельзя до меня дотронуться! Дверца с моей стороны не открывалась — её прижали ветки деревьев. Тогда я перелез через кожух двигателя, распахнул переднюю пассажирскую дверь и выскочил через неё на тёмный асфальт. Внезапно со звоном вывалились все окна автобуса («При аварии — выдерни шнур и выдави стекло» — всплыло в голове) и из них на дорогу полезли мерзкие окровавленные твари в саванах. И тут я обнаружил, что на моём поясе опять висит кобура со странным пистолетом. Торопливо я выхватил его и открыл огонь, медленно отступая от автобуса. Выстрел, выстрел, выстрел! Я бил без промаха, пистолет отлично лежал в руке, он словно был её продолжением. Жуткие фигуры в жёлтых лохмотьях валились наземь, тёмная кровь брызгала на белую разметку автотрассы, затем я пустил несколько пуль в сам автобус, раздался тихий тёплый взрыв и машина занялась огнём, превратившись в огромный костёр. Тогда я повернулся и побежал дальше.

Тропинка от дороги пошла под уклон, под ногами зачавкала влажная трава, и неожиданно я очутился по щиколотку в мягкой воде. Весь лес кругом, насколько хватало взгляда, был затоплен. Видно, пруды на ручье вышли из берегов. Я пошёл вброд — было тепло и мелко, а потом ко мне подплыл ветхий пластиковый челн с монетоприёмником у корпуса мотора. Я влез в челн и достал из кармана бумажник. У меня была только одна монетка в два рубля, и я боялся, что этого не хватит, ведь блестящий хромированный автомат был рассчитан на крупные советские пятаки. Тем не менее, я сунул монету в щель, и мотор, хотя слабо и медленно, но всё же заурчал.

«Ты приплывёшь в интересное место», сказал механический голос из автомата, и челн повёз меня меж притопленных деревьев поверх зелёной травы по прозрачной мелкой воде. Красивые большие цветы покачивались на ветвях кустов и деревьев в такт течениям и водоворотам: розовые, жёлтые, голубые, ярко-фиолетовые. Близ пруда, через каменные берега которого с плеском переливалась вода, высилась огромная белая кувшинка размером с садовую беседку. Да я и принял её сперва за беседку, ровно стоящую на своих широких мощных листьях, как на островке. Лодочка причалила к листвяному островку, и белые лепестки кувшинки раскрылись, явив мне сердечко цветка. Сердечко было мягким ложем, с которого призывно протянула ко мне руки моя Аня. С огромной радостью и счастьем в душе я спрыгнул с лодочки прямо в сердечко и нежные ручки обвили меня, а полные губы прильнули к моим. Почему я опять не вижу её глаз? И вкус поцелуя совсем не тот, что я чувствовал вначале… Острее и больнее… В ушах вдруг зашумело, меня охватили восторг и нега любви, но и тяжёлая боль вдруг навалилась на меня. Я тонул под нежной душной тяжестью, я погружался в болезненно-истомный сумрак. Но тут кто-то схватил меня за плечи и резко оторвал моё бессильное тело от Ани. Кто посмел? Девчонка-лиса! Безжалостно вторглась она в моё нечестивое блаженство, подобно крошкам, просыпанным в постель, если вы понимаете сравнение. Мелькнули ушки и рыжий хвост, и тонкие девичьи губки вдруг чмокнули меня быстрым поцелуем, и я понял — вот с чьим вкусом на губах я пришёл в мир сна. Мир сна? Я сплю? А кто же тогда лежит в сердечке цветка? Я повернулся — но там уже никого не было. Что за наваждение? Или это проклятая лиса прогнала мою милую? Я хотел было выхватить из-за пояса пистолет, но обнаружил, что совершенно не одет. Золотисто-рыжая девчонка со смешком кинула мне с края островка скомканные в клубок мои джинсы и рубашку. Кое-как, прячась за увядающим на глазах лепестком кувшинки, я натянул одежду. Пистолет был на месте, в кобуре на ремне. «Оделся наконец?» — крикнула мне лисичка. — «Бежим! Скажи спасибо, что я успела прийти за тобой! И так теперь слаб будешь целый день! Скорее, надо забрать Марка и дойти до выхода из сна — мне одной его не дотащить!»

Потихоньку начиная понимать, что происходит, я с плеском побежал по мелкой воде вслед за лисичкой-девчонкой. Но почему же она сочла нужным оторвать меня от моей любимой? Такой хороший сон был — я одолел автобус мертвецов, меня ласкала моя Анечка… А теперь что?

Довольно странным показалось мне то, что я вот так спокойно и логически рассуждаю о сне во сне. Как я могу спать и одновременно понимать то, что я нахожусь именно в сновидении? Да при этом ещё и действовать совершенно осознанно и осмысленно?

— Эй, лиса, то есть, Ольга, — окликнул я. — Как вы можете знать, что мы спим? И если так, то быть может, нам лучше проснуться?

— Нет, — ответила девчонка-лиса-директриса, не останавливая бег. — Так просто просыпаться нам нельзя, иначе не спасём Марка. Узнал меня, хитрый мальчишка? Я-то могу действовать во сне — я грёзопроходец. Как это получается у тебя, я не знаю — вообще-то ты не должен был ни разговаривать со мной, ни уж тем более стрелять в меня, как в предыдущем сне в моём сказочном лесу. У тебя и пистолета-то никакого быть не должно. Я даже не могу внушить тебе свою волю, мне приходится просить тебя. Но сейчас это не важно, сейчас надо скорее вытащить твоего Марка к выходу из плоскости сна — тогда мы и проснёмся. Только быстрее, быстрее, пока не вернулась та, что мучила тебя и его.

Почему сразу мучила, подумал я. Это было не то, чтобы совсем неприятно… Но говорить об этом девушке я не стал. И кстати, зря.

Мы выскочили из затопленного леса. Вода здесь тонкими ручейками впитывалась в ровный беловатый песок длинного широкого откоса, полого спускавшегося к выемке железной дороги. Чуть в стороне вдоль ближайшего к нам пути тянулся бетонный грузовой перрон. На перроне стояли санитарные носилки. На носилках лежал Марк Извольский. Он был без сознания.

— Здесь я отогнала от него ту похотливую дрянь, — буднично пояснила Ольга. — Приснила носилки и уложила его. Потом побежала за тобой, потому что знала, что она к тебе сразу переметнётся, пока ты в этой же плоскости сна. Поэтому и целовала я тебя заранее. Запомнил губы мои, да? Я знала. Так нужно было, поэтому ты и смог от той оторваться. Извини, перед сном некогда предупреждать было. Если хочешь, я тебе потом для Анюты твоей бумагу напишу. Или расскажу ей всё сама, когда она проснётся. Она проснётся, ты верь…

И Ольга-лиса очень странно посмотрела на меня и почему-то вдруг грустно вздохнула.

— Ладно, берись за носилки. Нам надо спуститься по ту сторону железки с насыпи и перейти мостик через речку. Имей в виду, тут поезда могут ходить! Это не моя плоскость, окружение я здесь не контролирую почти.

— А почему было не «приснить» тележку или автомобиль и не вывезти его? — буркнул я, нагибаясь к рукояткам носилок.

— А почему ты не можешь сделать невидимой Эйфелеву башню? — сердито прикрикнула на меня Ольга. — Не болтай и поднимай свою сторону!

Не без труда перебрались мы, неся Марка на носилках, на ту сторону железной дороги. Два раза по предупреждающему окрику Ольги нам приходилось замирать на месте между путями и ждать, пока по рельсам не пронесутся очень быстрые и странные поезда. Они были чудно составлены — пассажирские вагоны соседствовали с платформами и хопперами — а мчались с такой скоростью, что от одного взгляда на них дух захватывало.

Потихоньку мы спустились с насыпи и подошли к мостику через мелкую широкую речушку, вытекавшую из проложенных под насыпью труб. Над мостиком повисло странного вида багровое облако.

— Плохо дело, — повернувшись ко мне и нахмурившись, сказала девушка-лиса. — Эта тварь успела выйти в реальный мир вперёд нас. Не ожидала я, что она найдёт портал. Очень сильная мерзавка. Но деваться некуда, нам надо выходить, иначе она займётся нашими реальными телами там, как только сконцентрируется. Приготовьтесь к бою, Малинов! Идём!

И мы прошли по мостику прямо сквозь облако.

Моё сознание едва успевало за быстрыми изменениями сути вещей вокруг. Реальный мир, ментальный мир, теперь ещё и плоскость — или мир? — снов… Где я был, куда я попал? Постепенно, впрочем, я понял, что сижу, прислонившись спиной к кровати Марка в его комнате, а рядом со мною точно также сидит красавица-директриса. Ольга подняла голову и посмотрела на меня.

— Она здесь, — почти беззвучным шёпотом произнесла она, глядя на меня расширенными глазами. Одновременно мы вскочили на ноги. Марк по-прежнему лежал на своём месте, но сон его, похоже, был теперь спокоен.