Чудовы луга,

22
18
20
22
24
26
28
30

Пока он ковырял овсянку, залитую духовитым козьим молоком, хозяйка накинула кожух и вышла во двор, обиходить кобылу.

Дети на печи зашевелились, повысовывали головы, начали шушукаться. Кай глянул на них равнодушно, зачерпнул каши, попробовал проглотить.

Не лезет.

— Слушай, свари мне супу, — попросил он, дождавшись, когда стукнет дверь. — Я тебе дам еще денег, много. Супу хочется.

Накатила усталость, такая сильная, словно он не ехал неделю по относительно ровной дороге, а тяжко работал. Тело болело, как избитое.

Хозяйка пожала плечами, кивнула. Поковырялась в ивовой корзине, достала несколько луковиц, муку из ларя.

Пряностей в этом бедном доме, конечно же, не водилось.

Коза в углу возилась, постукивала копытами, дергала солому из подстилки.

— Одна живешь, — сказал Кай, чтобы не молчать. — Что так?

— Муж с борти упал о прошлом годе, — неохотно ответил женщина, стуча ножом. Резко запахло луком, Кай поморщился. — Сгорел в единый месяц. А чего тебе?

— Как же ты тут одна справляешься?

— Да пропросту, что же сделаешь. Зимой тяжко, но держимся, а дров свекор подкинул.

Жареный лук шкворчал в масле, в горшок сыпанули муки.

Дети заныли, подталкивая друг друга локтями и норовя соскочить вниз.

— А ну цыть, оглоеды! — прикрикнула на них мать. — Вы-то супа не заслужили, бездельники.

— Ну мамаааа… — нудела старшая девочка с крысиными светлыми хвостиками, свешиваясь едва не по пояс. — А чего ему супу, с маслом, а нааам… вон он какой здоровый!

— Будете приставать, приедет Шиммель и заберет вас! — пригрозила хозяйка. — Посажу в мешок и отдам, не пожалею, разрази меня сто чертей и сивая кобыла!

Кай насторожился, прислушался.

— Кто это, Шиммель? — спросил он, стараясь не выдать своего интереса. — Я не местный…

— Вижу, что не местный, местный разве поехал бы в такую темень, да еще осенью… — женщина отложила ложку, принюхалась. — Да так, сболтнула я в сердцах. Эти обормоты к ночи всю душу повытрясут. Не слушайте ерунду всякую, господин.