— …но только взамен вашей истории. Что было дальше?
И я радостно воспользовался возможностью отвлечься.
Разрушать себя — то была истинная поэзия жизни… И это разрушение не приводило к уничтожению. Стремишься к нулю, но никак не можешь его достичь, как та парабола… или гипербола? Она — единственное, что я вынес из курса математики, ведь мне было искренне её жалко! Она хотела нуля, но ей было не суждено до него дотянуться, бесконечно, бесконечно… Бедная гипербола обречена. Вот и я верил, что не приду к нулю, хотя меня это ничуть не печалило.
Никакой слащаво-розовой пелены на глазах, которую навязывало общество, состоящее из нас самих. (Я, кстати, был одним из главных навязывальщиков, одним из лучших игроков в «нормального»).
Моё утро начиналось в два-три часа после полудня, и под боком часто попадался кто-то, чьего имени я не помнил, а к вечеру забывал и лицо. К чему запоминать, что нарисовано на йогуртной этикетке? Особенно, если ты сам — такая же этикетка для других?
Проверял почту, делал три-пять звонков. Потом бросал телу на кровати ключи, говорил, что надо оставить их в цветочном горшке перед дверью, мгновенно собирался и исчезал… чтобы, не приведи небо, мне не пришлось осознавать, с кем я был. Вдруг это некто из самого презираемого мной сорта людей?
— Тоже «касты»?
Нет. Но я не хочу сейчас об этом.
Итак, я катался по городу. Одна встреча, вторая, третья… Последняя обычно переходила в посиделки ради «наладить контакт», плавно перемещалась в ресторан или клуб, я беспрестанно шутил, восхищался, умело слушал… и ближе к ночи меня затягивал туман. А завтрашнее утро начиналось точно так же, как и вчерашнее. Одинаковые лица, одинаковые ценности, одинаковые слова…
И если я видел в зеркале своё отражение, то непременно спрашивал себя:
— Неужто я такой же, как они?
И находил ответ: нет, я не такой, я нормальный, я просто мимикрировал.
Вы представьте это заляпанное зубной пастой и грязными отпечатками зеркало, которое я не оттирал лет шесть, к нему прилепились какие-то волосы, бр-р-р… и в нём отражаюсь я, считая себя «нормальным».
— А что, если все вокруг тоже «нормальные», и тоже пытаются мимикрировать? — спрашивал я и это, но гораздо реже. Ведь я смотрел людям в глаза, искал в них искру и всякий раз не находил.
Вы не подумайте, я любил людей. Как же я их любил… и ещё сильнее ненавидел — за то, что просрали свои искру, причём каждый. За то, что стали просто телами, куклами… как марионетки на вашей витрине.
— Я так и не понял, в чём та искра, которую вы, в отличие от всех прочих, сохранили.
Задать этот вопрос может только тот, у кого её нет! У вас вообще есть душа? Вы наделяете душами других, но кто создал вас? Доктор другого уровня? Я знаю, что души у вас нет. Вы же потусторонняя тварь, хоть и самая приятная из тех, кого я встречал.
Искра не равна душе… но чтобы она горела, душа нужна. Без души никак. Иначе вы машина, функция… Но без искры тоже… Я понятно объясняю?
Ну и ладно. Короче, я искал искру, чуть ли не с фонарём днём по улицам ходил, а её всё не было.
Столкнёшься с соседкой на лестнице — нет в ней искры!