Бац! Моя тушка распласталась на земле животом кверху. Тело взвыло, раскололось болью. Я бы вскрикнул, но невидимая тяжесть навалилась мне на грудь.
…И тут я впервые увидел просвет в густом небе Лимба, сегодня необычайно низком: две светлые перевёрнутые дуги, как приоткрывающиеся глаза, раздвинули облака.
Солнце било в них, как прожектор, и я зажмурился. Отвернул бы и голову, если бы мог шевельнуться. Никогда не думал, что можно оглушить человека слишком ярким лучом…
Снова темнота — я понял это даже с закрытыми глазами. Дуги сомкнулись.
Что это было?
Глава 6
Мои члены — части разбитой и наспех склеенной куклы — всё ещё болят.
Да, я кукла, которой по очереди играли все, кому не лень. Живые и мёртвые. Я тоже кем-то играл, хотя я не сценарист и не актёр — я такая же кукла.
Мир полон говорящих вещей: у марионеток нет души.
Я не мог найти искру, потому что её ни в ком изначально не было. А когда я её «увидел» — то была ложь, иллюзия.
И глупо верить, что из волос и носовых платков можно создать святую частицу. Это не душа, это фикция. Моя «душа» — из грязи, она была возложена в тело, зачатое в грязи и в грязи взращённое… Можно ли судить меня за то, что и жил я грязно, и грязно любил, и грязно работал?
Бедные мои сектантики. Что-то строят, ремонтируют. Пока меня не было, разбили маленький сад: я не знаю, что это за деревья, не разбираюсь… Просто деревья. Обычные такие.
— Я пришёл попрощаться, — сказал я Давиду.
— Ты уходишь? Жаль, — сказал он, но глаза его лучились облегчением. Проблема в лице меня разрешилась сама собой.
— Передавай привет Анне и остальным.
— Постой!
Он скрылся в доме, и вскоре вернулся с бутылкой в руках.
— Вот… от нас всех, — смущённо проговорил он.
— Не надо. Я знаю, что не «от всех». Эти «все» меня не так уж любили.