Лимб

— Данте, вы — один из избранных, а значит, ценны.

Я оставил его наедине с этим прекрасным заблуждением.

* * *

— А где сейчас Хлоя, кстати? — спросил я у одного из её бывших соратников. — Вы от неё отреклись?

— Нет, конечно, — испуганно ответил мне такой же рыжеволосый, как она, мужичок. — Я с ней вообще больше всех общаюсь.

Он подробно проинструктировал меня, как найти их вдохновительницу. Мол, напротив того дома, где проход в другой мир. Ну да, ну да, «проход»…

— Рядом со входом — дуб, увидишь — не ошибёшься, — добавил рыжий, когда я уже повернулся к нему спиной. — Только он иногда исчезает.

Не было там сегодня никакого дуба. Я осмотрелся — а безжизненные глазницы домов наблюдали за мной в ответ, и это чувство мгновенно растревожило меня, подняло из глубин сердца животный страх и желание броситься прочь… хотя я уже умирал, а может, даже дважды, я всё никак не мог избавиться от страха. Крепко же его вшили в наши души.

— Цыц! — сказал я окнам. — Чёртовы вуайеристы! Хватит смотреть!

Но они всё насмешливо глазели на меня. И тогда я поднял с земли камень поувесистее и запулил его в ближайшее око, стрельчатое и самоуверенное.

Россыпь осколков и ликование.

— Который ещё глаз тебе выбить? — вопросил я вникуда, даже не зная, с кем говорю — Доктором или кем-то ещё. Раз, два — прощайте, окна!

В доме напротив не осталось ни единого целого окна, и я принялся за следующий. Вандал во мне праздновал своё рождение и уже возносил бокал с тостом, когда я вдруг понял — окна опустели. Оно существовало в каждой молекуле. Бессмысленно было бить стекло его глаз, если оттого его глаза только приумножались количеством осколков.

Теперь на меня смотрело всё — хилые кустики на газоне, фонари, небо, земля, даже моё собственное тело вдруг оказалось инструментом слежки.

— А-а-а-а-ар-р-ра! — закричал я, разодрав на себе простынное одеяние. Разодрал бы и грудь, если б мог — всё равно заживёт, всё равно вечна… как и моя пытка. — Уйди! Уйди!

— Эй, Данте! Что за червяки на этот раз? — спросила Хлоя. В ней нет ни капли заботы, только насмешка надо мной.

— Пошла вон, проклятая баба, — прорычал я.

— Как скажешь, — сказала она, скрываясь в опустевшей глазнице невысокого дома, возле которого не было никакого дуба. То окно тут же затянулось стеклом, словно рана свежей кожей. Это меня отрезвило.

Я поднялся к Хлое. Комната — один в один та, что совсем недавно воссоздал Доктор. Но я почему-то знал: эта Хлоя точно настоящая. Она казалась тёплой — не температурой, я ведь её не трогал, а… не знаю. Тёплая, и всё.

— Я к тебе с предложением.

— Ну? — она скрестила руки на груди, будто защищаясь. — Чего надо от проклятой бабы?