Лимб

То ли дело я. Прекрасен сам по себе.

— Ты что, ни одной витрины не можешь пропустить, чтобы не взглянуть на себя любимого?

— Да я гляжу на нас обоих. Как смотримся.

— Если ты на меня запал, то давай лучше сразу разойдёмся в разные стороны. Тебе ничего не светит.

Не очень-то и надо. И я так говорю не потому, что виноград зелен, а потому, что и вправду не надо; а если надо — то не с ней.

— Ходит тут, впалой грудью щеголяет, — продолжила Хлоя.

— Раньше я был в форме, — заметил я, укутываясь в драную простыню. — Потом от вашей потусторонщины похудел. Потерял девять кэгэ за полгода. Кошмары мне всякие являлись, самые железные нервы б сдали… Не хочу об этом.

— Это были не кошмары, а истинное лицо мира, — Хлоя посерьёзнела. О нет, это же Его проповеди. — Ты прозрел, как и мы.

— Зачем ж тогда хотела вернуться, а?

— Я не насовсем. Я хотела дать знать своим близким, что я здесь… я в другом мире — и тут лучше, чем на Земле.

Мы пошли дальше — всё знакомые места… Когда-то я так любил свой город. Стоит только заслышать слова «культурная столица мира», как уже распирает патриотическая гордость, даром что грудь не взрывает. Выйдешь на авеню, слева — изысканные балконы в красных цветочках, справа… а, не помню, что там было справа. Тоже что-то восхитительное. Конечно, стоило уйти с главных улиц, как я рисковал потерять из виду весь лоск и наткнуться на обшарпанные стены, но то было меньшее из зол.

Время шло, и я понимал: что-то не так. Аллеи с переулками наводнили грубые и крикливые люди. Они превратили предмет моей гордости в обычный городишко с раздувшейся непомерно радиобашней. Они не уважали наших традиций, но требовали, чтобы мы чтили их привычки и обычаи. Они были как гниль на боку у яблока, но о том нельзя было говорить вслух — иначе прослывёшь бескультурным, нетолерантным. Можно подумать, я слышал много культуры в свой адрес, когда проходил мимо их компаний.

Так что, могу сказать наверняка, кое-что в Лимбе мне точно пришлось по нраву: мало народу, много кислороду. Сегодня он и вовсе был уютным — стены пастельных тонов, полные зелени дворики.

— Твои воспоминания? — спросил я, указывая на чудные домики, словно сошедшие со страниц сказки. Про «Пряничный домик», например. В этой сказке любопытных пацана с девчонкой таки сожрали, или нет? Запамятовал.

— Я тут выросла, — сказала моя спутница. — В похожем городе, то есть…

Опять она стала «тёплой», почти «горячей». Надо же — любит своё детство… Я своё ненавижу, как и дом, в котором рос. В нём люди умели разговаривать только упрёками.

— Медвежоно-о-ок, — прогудел пряничный домик. Он аж затрясся, и я вместе с ним, испуганно схватив Хлою за руку.

— Что это?!

— Это уже моё, — сказал я. — Не останавливайся, пожалуйста.

Я потянул её дальше по дороге, но Хлоя словно вросла в землю.