Лимб

Но она, кажется, уже забыла про то, что это я бросил ей вызов.

— Тебе надо преодолеть страх, — её глаза загорелись опасным, фанатичным пламенем. — В этом весь смысл…

Хлоя потянула нас к краю, я же — в обратную сторону. К счастью, я оказался сильнее.

— Я всё думала, почему «Чистилище», ведь все мы чисты, — говорила она, всё не выпуская меня из своей хватки — ни дать ни взять, самка богомола. — Но ты единственный, кто нечист, это тебя надо очистить от страхов!

— Ты забыла, зачем мы сюда забирались…

— Я переосмыслила!

Всё же мне удалось добраться до середины крыши, такой безопасной и притягательной, и ничьи тощие ручки не смогли мне в том помешать. Хлоя отпустила меня. Смирилась?

— Зря ты, — сказала она, приседая на одно колено и касаясь плитки руками.

Поверхность накренилась, и я тут же потерял равновесие, неуклюже упал, покатился вниз, цепляясь за стыки плиток, — а мысли мои почему-то были о том, что такое покрытие для крыши не очень хорошее, можно случайно поскользнуться и упасть, если стоять близко к краю… плоские крыши ведь для того и делают, чтобы по ним гулять, ведь так? Устраивать на них вечеринки… А на вечеринках люди пьяны и падают в пять целых восемь десятых раза чаще, чем трезвые. Это число я только что придумал.

Я повис на краю, как герой дурацкого фильма. Но поскольку я был не в фильме, за мной не прилетит орёл или бэтмобиль.

Хлоя аккуратно подползла ко мне и начала отгибать пальцы.

— Это ж для твоего блага, — сказала она. — Один пальчик — за маму, второй — за папу… Ты потом сам будешь меня благодарить.

Боялся ли я? Скорее, только злился на рыжую дуру и, ещё больше — на себя, за то, что забыл, с кем имею дело. С одной из тех, кто способен перекраивать этот мир своей фантазией.

…Но если я не боялся, значит ли это, что Хлоя в чём-то права?

Нет. У меня просто уже сломалась та часть мозга, которая отвечает за страх, перегорела, сдохла. Я думал о том, как оттаскаю дьяволицу за космы, когда выберусь из своего мерзкого океана.

И тут она прыгнула — в полёте ухватив меня за ноги. Пальцы разжались, и мы полетели вниз.

* * *

— Твою мать, Арман! — услышал я. — Человека везёшь, а не мешок с карто-о-о… — голос растворился.

* * *

Мы упали на что-то плотное, гладкое, пружинящее. Короче говоря, на матрас размером с улицу. Матрас этот был красивый, белый, совсем новый — если к вещам из ниоткуда применимо понятие новизны.

Когда способность соображать ко мне вернулась, я спросил:

— Откуда здесь эта штука? — и похлопал по тканевой поверхности.