Элси работала и на миссис Монктон, и на Маргарет — заходила несколько раз в неделю, чтобы сделать «грязную» работу, до которой не опускалась ни кухарка Маргарет, ни надменная горничная миссис Монктон. Девица была красивая и, по слухам, не слишком строгих нравов — из тех, кого и на порог приличного дома не пускали, когда Маргарет была моложе. Но нынче… Догадка миссис Монктон успокоила Маргарет. Молодой человек без шляпы… Ну конечно, он ухаживает за Элси. Надо бы сказать девушке словечко насчет того, как недопустимо позволять молодым людям ждать ее на улице; а с другой стороны, пожалуй, не стоит… Маргарет поспешила домой.
Мать Банти заглянула на чай — ее переполняли новости. Старшая сестра Банти обручилась с кем-то, кого ее мать описала как «немножко ККК» — прозрачная аббревиатура, скрывавшая выражение «не нашего круга». Отец молодого человека, кажется, очень, очень богат, хотя никто точно не знает, на чем он составил состояние. Он собирается подарить — вот именно, подарить! — молодой чете большой дом в Сурре. И заранее обставил его — к сожалению, в своем, несколько… оригинальном… вкусе.
— Хром, дорогая, сплошной хром. Столовая — прямо как молочный бар. А уж спальня — это Джек говорит! — по его словам, точь-в-точь авангардистский бордель в Берлине. Я, разумеется, не стала спрашивать, когда он познакомился с берлинскими борделями. Но все это не относится к помолвке, — добавила она, пригубив чай, как чашу с цикутой. — Я хотела спросить, дорогая: милая малютка Мэдди сможет быть подружкой невесты? Если она достаточно окрепнет к концу июня. Не раньше — я уж постараюсь подольше не отпускать от себя Пэмми… — Она промокнула глаза платочком.
— Да, конечно, — пробормотала Маргарет с сомнением и продолжила с большей решимостью: — Я спрошу доктора.
И, удивив самое себя, спросила. После его очередного посещения Мэдди она заманила доктора в гостиную стаканчиком шерри и позволила ему порокотать немного о том, как хорошо сказывается на Мэдди его лечение. Потом она задала вопрос, которого до сего времени задать не осмеливалась.
— Но когда же Мэдди… совсем поправится? Сможет она — скажем, следующим летом — быть подружкой невесты?
Доктор остолбенел, не донеся стакан шерри до рта. Он не привык к расспросам. Маргарет осознала, что, как видно, допустила ужасающую бестактность.
— Подружкой? — прогудел доктор. И вдруг на глазах оттаял. Он знал, что для женщин такие вещи бывают важны. — Подружкой! Что ж, почему бы и нет? Если она будет поправляться, как сейчас… Главное, не позволяйте ей перевозбуждаться. Не слишком много примерок, знаете ли, и после венчания пораньше заберите ее домой. Никаких танцев, и разве что глоточек шампанского.
— А сможет она когда-нибудь поправиться настолько… чтобы… чтобы самой выйти замуж и… — Но этого Маргарет не могла выговорить перед мужчиной, даже перед доктором.
— Замуж… Ну, я бы не советовал. А детишки? Нет, нет и нет! Но она ведь у вас современная девушка. Кому в наше время нужны мужья и дети… — И, продолжая гудеть и рокотать, он покинул дом.
Маргарет вспомнила, что доктор взял в жены женщину много моложе себя и, по-видимому, не был слишком счастлив в браке… Она позволила себе задуматься о Мэдди. Хотелось бы знать: поменялась бы с ней местами мать Банти? Маргарет ни за что не отдала бы дочь сынку какого-то нувориша, нажившегося на войне. Ни за что… И она присела в свое изящное, обитое ситцем кресло и немножко поплакала — как можно тише, чтобы Мэдди не услышала. Чуть позже она вошла к дочери, храбро улыбаясь.
— Доктор тобой доволен, Мэдди, — начала она. — По его мнению, ты достаточно окрепла, чтобы быть подружкой на свадьбе Пэмми! Тебе придется поспешить, чтобы вовремя закончить подарок.
Маргарет купила шесть полотняных салфеток и шесть квадратиков канвы с отпечатанным на них рисунком: женская фигура в остроконечной шляпке и в пышном кринолине, в окружении цветов. Мэдди должна была к свадьбе вышить их тонкими цветами розовых, нежно-лиловых и зеленых оттенков, но она не проявляла рвения к работе. Маргарет взглянула на дочь, утонувшую в гнездышке из подушек. «Чах да сох! Чах да сох!» — твердил кто-то у нее в голове.
— Видела ты еще этого молодого человека? — спросила она, чтобы отвлечься от преследовавших ее мыслей.
— Ах нет, — ответила Мэдди, поднимая к ней взгляд обведенных тенями глаз. — Да его, пожалуй, вовсе и не было. Это была просто игра тьмы.
— Игра света, ты хочешь сказать, — поправила Маргарет и добавила, едва ли не против воли: — Помнишь сказку, которую я тебе когда-то читала? О маленьком подменыше?
— О том, который лежал в колыбельке и кряхтел: «Я очень стар, ах, как я стар»? — отозвалась Мэдди. — Почему ты его вспомнила?
— Сама не знаю, — пролепетала Маргарет. — Но знаешь, как иногда слова застревают и крутятся в голове, — вот и я не могу избавиться от слов из той сказочки: «Чах да сох» — повторяю все снова и снова. — Ну вот, она сказала это вслух. Теперь, конечно, она от них избавится.
— Да это вовсе не из сказки о подменыше, — сказала Мэдди. — Это из «Кристабель» — знаешь, стихотворение Колриджа об ужасной леди Жеральдине. Это она сказала духу своей матери: «Прочь, бесприютная мать! Чахни и сохни!» Мы его читали в школе, только мисс Браунридж велела нам пропустить тот отрывок про грудь Жеральдины.
— Правильно сделала, — устало кивнула Маргарет.
ebooksa