Лучшие страхи года ,

22
18
20
22
24
26
28
30

Папа долго молчал, а потом буркнул:

— Не знаю.

Даже не видя его лица, я понял, что он лжет. Я уверен, что мама тоже это поняла.

Дверь спальни скрипнула, и я крепко зажмурил глаза. Мне казалось, я выжидал целую вечность, прежде чем решился снова их открыть, но когда я это сделал, мой отец стоял в дверях и смотрел на меня. Его лицо казалось очень усталым, а губы были так плотно сжаты, что я не различал их за усами и бородой.

* * *

Мэгги смогла снова нормально ходить лишь через несколько дней, а до тех пор Уайти жил у нас. Мне было только девять лет, и в то время мне даже в голову не приходило, что родителям пришлось ограничивать себя в еде, чтобы ее хватало на четверых. Ни папа, ни мама никогда об этом не заговаривали.

Наконец, отец Уайти спохватился и начал его искать. Обнаружив, что родной сын не показывался ему на глаза вот уже несколько дней, мистер Макфарланд стал бродить по улицам и выкрикивать имя Уайти, в надежде, что тот отзовется. Мой папа вышел на крыльцо и помахал ему. Мама увела нас от двери, но мы все равно слышали, как мой папа грозился «надрать ему задницу», если он хоть пальцем тронет сына или собаку.

Мы с мамой смотрели через кухонное окно, как Уайти уходит вместе с отцом, а Мэгги, вся в свежих бинтах, ковыляет за ними. Закрыв дверь, папа присел на корточки и взял меня за плечи:

— Ты слышал, о чем мы с матерью говорили в то утро?

— Нет, сэр.

Он улыбнулся одними глазами:

— Ну что ж, если бы ты подслушивал, то услышал бы, как я сказал, что понятия не имею, кто мог так порвать Мэгги. Это может быть волк или какая-нибудь дикая кошка, но кем бы ни оказалась эта тварь, она опасна. Я не сумел найти следов, так что не знаю, где именно это произошло. Завтра мы снова отправимся на поиски, но послушай меня, Джейкоб, держись поближе к дому, понимаешь?

— Да, сэр, — ответил я.

Его глаза больше не улыбались.

* * *

Осуиго не был большим городом даже в свои лучшие времена, когда деревообрабатывающая промышленность находилась на подъеме. После Первой мировой войны население уменьшилось наполовину, а потом еще наполовину во время Великой депрессии. В этом смысле Осуиго ничем не отличался от других городов. По всей стране происходило одно и то же, но мы, дети, понятия не имели о том, что мы — нищие, а взрослые никогда не заговаривали с нами о трудных временах. Подумать только — о скольких вещах ты даже не задумываешься, пока не повзрослеешь.

Запретить гулять вдали от дома девятилетнему мальчику, живущему в маленьком городке, попросту невозможно. Я и сейчас не могу сказать наверняка, специально ли мы с Уайти нарывались на неприятности или же неприятность нашла нас сама. В пятницу после школы мы, как обычно, отправились гулять с Мэгги и забрели чуть дальше, чем следовало, причем оба понимали, что ушли уже слишком далеко и пора повернуть назад, но ни один из нас даже не заикнулся о возвращении. Для девятилетних мальчишек это дело обычное.

Мы шли по продуваемой ветром тропе возле самого леса, когда Мэгги вдруг остановилась, вскинула морду кверху и зарычала.

— Что там, детка? — поинтересовался Уайти.

Мэгги не сводила глаз с луга перед прудом. Гавкнула раз, другой, а потом заскулила и испуганно взглянула на Уайти.

— Что это, как ты думаешь? — спросил я.

У меня перед глазами до сих пор стоит повернутое в профиль лицо Уайти на фоне серого неба. Деревья на горизонте давно уже сбросили листву и, казалось, тянулись ввысь черными паучьими лапами. Уайти нахмурился, его лоб под короткой челкой пошел складками. Под правым глазом у него красовался синяк, щека была ободрана, и губа треснула. Уайти говорил мне, что ушибся, когда играл с отцом в бейсбол, и я поверил ему, вернее, убедил себя, что верю. Мы никогда не говорили с ним о его отце.