Ева двинулась к лодке. И это смутное ощущение чего-то важного, упущенного из виду, стало проходить. Дыхание действительно наладилось, неприятное воспоминание о сне покидало сердце. Каменные фигуры, подумаешь?! Правда, что-то с ними было не так, но… «Там было ещё множество лучей. Каких-то тёмных лучей, которые сходились в одной точке, где фигуры…»
Ева словно наткнулась на невидимый барьер. Она вспомнила. Сон был совершенно ненормальным. Это были не лучи, не совсем, тёмная вода в каждом из них, по ней ползло, приближалось… И ощущение, что надо бежать, но не было выхода.
«Я видела во сне лабиринт», – подумала Ева. И дёрнула головой. При чём тут лабиринт? Всплыло какое-то дурацкое слово. Словечко из школьного курса. «Я видела лабиринт. Только… необычный. Он был живым. Хищным и живым. И очень не хотел, чтобы я догадалась о нём».
Ева поморщилась. Конечно, просто ночной кошмар. Но… Что-то вновь заставило её обернуться. А потом холодная рука шевельнулась и легла на сердце девушки.
«Дело ведь не в дурном сне?»
Там. Взгляд Евы застыл. Теперь это ощущение игнорировать стало очень сложно. Там, где сейчас светлело небо и где она должна была что-то разглядеть. «Туда нельзя, – внезапно подумала Ева. – Это там, впереди, по пути к Москве. Там что-то очень плохое. Я его пока не вижу, но оно там – это место. И нам нельзя туда плыть».
3
Что-то поменялось в мёртвом лице, как будто сменили маску, и оно, как и глаза, казалось живым. Ушла ненависть, старик испытующе посмотрел на Фёдора и улыбнулся:
– Что ж, молодой гид, всё возможно… Только китель-то не генеральский. – Глаза весело блеснули. – Выше бери: фельдмаршал-генералиссимус! А как мои чудо-богатыри?!
По колоннам псов, что до сих пор не проронили ни звука, прошлась волна одобрительного гула. Фёдор всё еще напряжённо молчал.
– А насчёт Бонапартэ… Толковый был хлопец, задиристый. Высоко молодым орлом летал. – Он задорно подмигнул. – Да пообломал бы я ему крылья, – рассмеялся. – А может, и нет! Жаль, что при жизни так и не встретились в сражении.
Ещё несколько секунд на губах старика играла мечтательная улыбка. Затем он сказал:
– Да, ты прав, молодой гид. Здесь, в Рождественно, было поместье Суворовых. Здесь оно пребудет. Ну, с чем пожаловали? Почему пришли не общей дорогой? И с чего это устроили на берегу такой шум-гам-пальбу?
Фёдор постарался было объяснить, что пришлось отогнать водную тварь, а насчёт не общей дороги ему невдомёк, но старик перебил его:
– Да знаем мы всё! Не трать слов попусту. Лабиринт, значит?.. Давно такого не было, посчитай, со времён капитана Льва. О его дочери нам тоже хорошо известно. – Старик неожиданно ласково посмотрел на девочку. – Зря столько тянула, Аква.
Та лишь коротко всхлипнула и крепче прижалась к Фёдору. Старик насупился и с наигранным укором пояснил:
– Твой наставник был мне большим другом. – И тут же весело добавил: – При его жизни! На девятый день мелькнул тут. О тебе хотел справиться, да не успел, задержаться не смог. Ничего, после сороковин побеседуем. – Улыбнулся Акве: – От тебя он таил кое-какие секреты, приходилось, но лишь потому, что берёг, – прыснул. – Ведь с точки зрения монахов, мы вообще не существуем. А, чудо-богатыри?!
И псы вновь отозвались дружным, насмешливо-одобрительным гулом. Лицо его вдруг сделалось серьёзным:
– А вот с чего это нашей мамзель Несси напасть вздумалось – отдельный вопрос. Вообще-то, она у нас смирная девочка. Я-то её урезонивал, чтоб оставила тех бедолаг в покое, так брыкалась, голубушка… – посмотрел на странную лодочку о двух корпусах; катамаран уже вошёл в канал. – Тех сюда тоже посмертная воля гонит. Второго не чувствую, похоже – такой же необычный, как брат Фёкл был. Оно, может, нам в помощь. Шибко ты всё спутал, молодой гид, и как оно теперь вывезет… Ладно, никогда Суворов не избегал баталий, понял?!
И опять Фёдор не успел ничего сказать, как Суворов уже весело прыснул и с укором поинтересовался: