Ее догнал директор Холле.
– Вот сумка девочки, – сказал он. – Вы сами позвоните родителям?
– Спасибо, – Фрита повесила сумку себе на плечо. – Лучше позвоните вы. Всё-таки они вас знают. Пусть классная руководительница объяснит им, как надлежит себя вести.
Если нерадивым родственникам придет в голову затеять какие-нибудь разборки с Барневарн, они лишатся ребёнка навсегда. Коренные норвеги это хорошо знают, но приезжие порой ведут себя неадекватно.
– Мы известим их, когда состоится суд, – сказала Фрита на прощание. Директор кивнул.
– Всего вам доброго.
Они подождали, пока Сапият возьмет в шкафчике свою куртку и обуется. Потом взрослые крепко ухватили ее за руки, и вышли на школьный двор.
Из помещения начальной школы как раз выходили сотрудники опеки, с вереницей из четверых малышей. Кажется, у них там тоже обошлось без эксцессов.
Полицейские, переминавшиеся у своей машины, уселись внутрь. Мадс показал Фрите большой палец, мол, отлично сработали.
Детей посадили в микроавтобус, туда же сели психологи и другие сотрудники Барневарн. Фрита прыгнула к Мадсу на пассажирское сиденье.
У дверей начальной школы маячила женщина в черном никабе – видимо, учительница одного из младшеклассников. В руках у неё был телефон, и Фрита напряглась – снимать действия Барневарн запрещено. Но шарианка приложила трубку к голове и вернулась в здание школы.
«Звони, звони, – злорадно подумала Фрита. – Уже никто ни до кого не дозвонится. Потому что началось».
– Поехали? – спросил Мадс.
– Понеслась, – махнула она.
3
Симон ждал Рике у входа на Пристань. Взявшись за руки, они пошли по старинному причалу.
Выдался довольно хороший день – дождя не было, ветер утих, и сквозь облака даже проглядывало солнце. Подростки присели в одном из кафе и съели по вафле с джемом, запивая, по обыкновению, горячим кофе.
– Что ты делаешь, когда одна дома? – спросил Симон.
– Такое нечасто бывает, – улыбнулась девочка. – За Улафом глаз да глаз. Да и других дел хватает.
– Ну а всё-таки? – не отставал Симон.