Последующие дни слились в жаркое марево – Карл умудрился спасти людей ещё из нескольких мест.
Поэтому, когда он в начале августа у ворот лагеря беженцев хутси встретился с бледной измождённой европейкой, Карл испытал странное дежавю. Он точно её видел, причем недавно, но память отказывалась помогать. Армия хутси уже выбила отряды туху из столицы, и сейчас теснила их к границе с Конго. Главари туху – организаторы геноцида бежали из страны. Начались новые проблемы – вернувшиеся хутси мстили оставшимся в городе туху за убитых родных и близких.
Женщина ухватила его за рукав.
– Карл Уикерс? – тут его глаза расширились от внезапного узнавания. – Я Илзе Лунд, вы меня спасли не так давно.
– Да, конечно, теперь вспоминаю, – слабо улыбнулся он.
– Вы можете помочь мне найти Хисимбу и людей из его приюта? Нужны двое, мальчик и девочка. Когда меня ранили, они оставались в приюте, а их бабушка умерла, насколько я знаю. Тур и Селин. Вы же занимались эвакуацией оттуда?
– Да, Илзе, пойдёмте, почти все здесь, в этом лагере. Вон, смотрите, там Тамас, он сейчас помогает людям вернуться в свои дома. Очень многие погибли, к сожалению. Кстати, а зачем вам эти мальчик с девочкой?
– Как зачем, Карл? – удивилась Илзе. – Я пришла за своими детьми.
2
Мадс остановил машину у ворот школы. Рядом припарковались микроавтобус службы опеки Барневарн и приданный им полицейский экипаж.
Люди вышли из машин, поёживаясь на сыром ветру.
– Пять минут перекурить, потом начинаем, – распорядился Мортен. – Сколько здесь?
– Пятеро, – ответила Фрита, сверяясь со списком. – Двое в третьем классе, один в четвёртом, одна девочка в первом. И еще девочка в пятом – тут надо аккуратно.
Она раздала бумаги на детей, с описаниями и фото. Группа из трёх человек во главе с Фритой отправилась к корпусу средней школы, а большинство двинулись к начальной – там учились будущие подопечные Барневарн.
Оснований для изъятия детей было достаточно. Во время съёмок репортажа в Герресборге камеры бесстрастно фиксировали тяжкие нарушения обращения с малолетними. Подзатыльники особо настырным чадам, крик и ор на беззащитных детей, недопустимо приказной тон. Беженцы обращались со своим потомством немногим лучше, чем с домашними животными – так, во всяком случае, это выглядело в записи после умелого монтажа. Уютные домики мигранты превратили в хлев. Условия проживания были ужасными. Пища готовилась прямо на улице, царила антисанитария. Дети ели руками, причем немытыми! Просто какой-то кошмар.
Магрит так и сказала, подписывая утром бумаги для опеки:
– Мы их закошмарим. Когда у них отберут детей, все Ахмеды и Максуды встанут на дыбы – вот увидишь. А нам этого и надо. Пора брать дела в свои руки, – и она недобро усмехнулась. – Вколем нашей власти прививку от импотенции.
Фрита взяла документы – ого, семнадцать детей будут изъяты в один день! Крупнейшая операция Барневарн в Тролльхавене за все время существования службы.
На пороге школы их встретил директор, сухощавый блондин лет пятидесяти.
– Здравствуйте, господин Холле, – сдержанно поздоровалась Фрита. – Мы пришли за нашими детьми. Вот бумаги.