Пятое солнце

22
18
20
22
24
26
28
30

Вдруг все запели. В унисон. Сотни голосов слились в идеальный единый хор, без помощи какого-либо дирижера. Зоя открыла рот и замерла. Строевая пионерская песня предстала перед ней совершенно иначе – в виде древнего языческого гимна, славящего первобытное кровожадное божество.

Пусть всегда будет Солнце!Пусть всегда будет Небо!Пусть всегда будет Мама!Пусть всегда буду Я![8]

Зоя выдыхает застоявшийся в легких воздух. Здесь, в этой точке пространства и времени она бессильна. Но даже если она не сможет ничего сделать – она должна знать почему. Почему это происходит именно с ней? Она делает шаг вперед и нарушает стройную линию. Никто даже не поворачивается в ее сторону. Глаза, горящие воодушевлением, смотрят только в одну точку – на гигантскую кучу дров в центре. Зоя шагает вдоль рядов, вглядывается в лица, но для них она невидимка. Они не заметят ее до тех пор, пока сила, поработившая их, не даст приказа. И тогда они набросятся на нее всей толпой и разорвут в клочки. Поэтому Зое сейчас нечего здесь делать. Поэтому она должна сейчас быть в другом месте.

* * *

Ступени густо заросли сорной травой, а резная дверь столько времени стояла приоткрытой, что теперь ее нельзя было сдвинуть ни на сантиметр – она словно приросла к месту. Зоя протиснулась в щель и глубоко вдохнула. Ей доводилось бывать в заброшенных домах, и она хорошо помнила запах сырости и разложения, который в них стоял. Но в барском доме почему-то пахло иначе. Здесь царил теплый древесный аромат, как в деревенской бане или рядом с русской печью. Остатки кровли пропускали широкие полосы солнечного света, в которых искрились пылинки и порхали белесые мотыльки.

Зоя опустилась на пол. Толстые кирпичные стены надежно закрывали ее от звуков окружающего мира, но она буквально кожей чувствовала: у подножья холма, за оврагом, за хлипкой стеной футбольных трибун уже разгорается костер до небес. Она отсюда чувствовала этот жар. Зоя жалобно застонала и легла на теплые доски. Над ней нависало вечернее небо, подпираемое с четырех сторон обугленными стенами. Она закрыла глаза, но барский дом по-прежнему стоял перед ее внутренним взором. Он словно пророс внутрь ее сознания. Стены начинали слабо светиться белым мягким светом, выщербленные кирпичи вновь становились ровной поверхностью, всё вокруг заливало белым. Ласковый шепот рикошетил по углам, шелестел серебром, но слов было не разобрать. Только «хорошо, что ты здесь-здесь-здесь». Зоя не испугалась, совсем нет. Ей даже казалось, когда-то она уже переживала подобное…

– Хорошо, что ты здесь, – сказал голос более отчетливо. – Я ждала тебя.

– Зачем? – губы Зои не шевелятся, но звук ее собственного голоса такой звонкий, что даже эхо отзывается из глубин старого дома.

– Я нужна тебе. Я могу тебе дать то, что ты хочешь.

– Мне не нужна твоя власть, – отвечает Зоя, и эхо снова испуганно стонет по углам.

– Я знаю. И это правильно. Но я могу дать тебе кое-что другое.

– Другое?

– Я дам тебе покой.

Белые стены начинают плавиться в зыбкий туман. Зоя уже не лежит на досках пола – она качается в круглом прозрачном кресле, подвешенном прямо к небу. Шепот по углам сплетается в мелодию, в славную детскую колыбельную, в которой только гласные и ласка. Кресло покачивается над полом, и Зоя чувствует приближение блаженного легкого сна. Как давно она не спала так спокойно! В последнее время это был даже не сон, а серое тревожное забытье, в котором ее мозг продолжал обдумывать происходящее; дремота не давала отдохновения, разве что легкую передышку перед новым рывком. А теперь – вот оно, блаженство. Нет больше тревог и волнений, нет трудных решений, нет потерь и смертей. Есть только белая дымка и колыбельная. Зоя взлетает над рекой, синей и искрящейся, парит над нею, поднимается выше и выше и видит, что это не река, а синий змей, который кусает себя за хвост, – и мчатся волны в вечном круговороте. Покой! Разве она его не заслужила? Разве не заслужила отдыха от всей этой тяжести бытия, что навалилась на нее? Но вот она слышит «покой», и она слышит «покорность». И внутри, где-то в районе солнечного сплетения, сразу же разгорается буря. Нет, покорность не в ее характере! «Что вы морочите мне голову своим мнимым покоем, своим сладким сном без сновидений!» Она, может быть, и хотела покоя, вот только покой ли это?

– Нет, – говорит она, снова не размыкая губ. – Не нужен мне твой покой.

Стеклянный шар беззвучно лопается, Зоя закрывается руками, но осколки проходят сквозь нее.

– Зря ты отвергаешь меня. Я ведь не желаю тебе зла, – голос звучит миролюбиво. – Ты лучше многих и заслуживаешь большего.

– Например? – отзывается Зоя. Ее затылок уже немеет, но она продолжает лежать пластом на жестком полу.

– Например, любовь.

Зоя хочет быть спокойной, но вся подавляемая страсть и желания, что душили ее последние годы, вдруг обрушиваются на нее горячей волной. Она чувствует на плече чью-то руку и знает, кто это, даже не повернув головы.

– Я отдам тебе его, раз он так тебе дорог.

Никита улыбается, поднимает ее на руки и несет куда-то вглубь дома, темными анфиладами комнат. Пляшут по углам отблески свечей, темные тени разбегаются от них, как кошки. Зоя прижимается к его груди и слышит, как бьется сердце.