– Ни в коем случае! – отрезала мисс Тень, потирая ушибленную лодыжку, но потом увидела выражение моего лица, поспешно открыла дверь и окликнула мистера Мэллоу. Тот притащил Финстер обратно так же быстро, как утащил, и поставил перед инспектором.
Ссутулившись и повесив голову, та стояла между мистером Мэллоу и мисс Тенью. Стоило ей добиться своего, и ее наглость разом улетучилась, уступив девичьей робости, хотя обычно робость была ей совершенно не свойственна. Как и что-либо девичье.
– Чем же вам не угодила директриса Джойнс, юная леди? – спросил инспектор. Взгляд Финстер метнулся ко мне. – Не бойтесь, вы под моей защитой. Говорите, как есть, не выдумывайте, и никто вас не обидит.
– Она п-п-п-пугает меня, – пробормотала девочка. – Следит за мной. Неужели обязательно следить за мной постоянно, каждую минуту? Еще она дарит мне всякое. Вещи.
– Какие вещи?
– Странные. Страшных маленьких кукол из грязных старых палок, всякое такое. Они п-п-п-п… – она закусила губу, притворяясь невинной деточкой, – п-пугают меня.
Я видела, что она притворяется, но мне все равно стало обидно; глаза наполнились слезами, а плакать мне совсем несвойственно. Легкая обида, разрастаясь, разбередила старую рану. Я снова вспомнила кроликов.
– Что-то еще, дитя? – спросил инспектор.
Ну конечно, она не любит меня; я даже ей не симпатична. Я же отняла у нее мать. И неважно, что та была матерью в лучшем случае равнодушной. Моя тоже была равнодушной. Мне это было неважно.
– И… и… на гимнастике она меня трогает. – Тут я подняла голову.
– О! Директриса Джойнс прикасается ко всем ученикам, исправляя их позу, регулируя ширину раскрытия рта и так далее, – сказала в мою защиту мисс Тень.
– Но мне не нравится, когда меня трогают! И я не хочу, чтобы она меня трогала! Не хочу, не хочу! – Тут голос Фин-стер сорвался, опустился на целую октаву, и я вдруг услышала голос взрослого мужчины. Спохватившись, девочка вернулась к своему детскому тембру, но я успела понять, с кем имею дело.
Я узнала своего врага.
Забывая, что все это я уже видела, я проживаю эти события заново с той же ясностью, что и впервые. Веду себя так, будто исход не предрешен, а ужасное может и не случиться. Будто прошлое – бескрайняя равнина, а не плотная бумажная масса, по которой я ступаю по собственным чернильным следам, неизбежно приближаясь к моменту, когда маленький рот Финстер откроется и из него прозвучит голос моего отца.
Его голос пронзил меня насквозь, словно моя кожа, плоть, кости, костный мозг, мои кровь и вода служили не препятствием ему, а приглашением. (Ты наверняка помнишь, как я говорила нечто похожее о лице своей матери; в этом случае эффект был другой.) Не уши мои узнали его; его голос хлынул мимо ушей в места куда более глубокие. Я почти успела забыть его звук, когда он достиг моих внутренних органов. Но мои почки вспомнили его. Двенадцатиперстная кишка вспомнила, сердце вспомнило. Мочевой пузырь вспомнил и выпустил тонкий фонтанчик мочи в исподнее. Толстая кишка вспомнила, и содержимое ее, в течение нескольких часов спокойно продвигавшееся к выходу, всего за пару секунд встало комом. Вспомнили его и другие, более пристойные части тела, но ни одна не обрадовалась.
– Это сказала не девочка! – воскликнула я и оглянулась в поисках поддержки.
– Вот как, – отвечал инспектор, и не будь я так расстроена, озадаченное выражение его лица могло бы меня насмешить, – а кто же?
Я сложила на груди дрожащие руки, плотно прижав их к ребрам.
– В целом, я не удивлена. Мой отец никогда не мог довести до конца ни одно дело.
У инспектора вырвался нервный смешок.
ebooksa