Ответа Диксон я так и не услышала: в зал вошли другие девочки. Я покинула ее с ощущением, что, возможно, совершила большую глупость, рассказав о своих сомнениях одной из главных соперниц. В тот вечер, входя в столовую, я приготовилась к последствиям. Но лица – бежевые, коричневые и розовые, дружелюбные, враждебные и безразличные – уставились в тарелки и как ни в чем не бывало орудовали ложками, а призраки то появлялись, то исчезали, порхая в витавших над тарелками клубах пара. Из солидарности, а может, из страха, что бесчестье падет на обе наши головы, Диксон предпочла молчать.
Однако слова мои произвели на меня саму куда более глубокое впечатление, чем я рассчитывала, и теперь меня тревожили собственные мысли. В тот вечер по пути в спальню я встретила в коридоре служанку с коричневой, как у меня, кожей, и не стала отводить глаз, как делала обычно, а посмотрела прямо ей в лицо. Наши взгляды ненадолго пересеклись, и она потупила взор, в котором читалось знакомое сообщение:
Но теперь я стала медиумом, умеющим говорить с призраками; разве не так? И неужели одному лишь Бенджамину Франклину и Лиззи Борден[37] есть что сказать живым? Неужели Дред Скотт или Титуба[38] не желают подать голос? С чего им сидеть тихо, ведь их легионы – убитых хладнокровно и расчетливо, погибших от жестокого обращения, постоянных побоев и ужасных предрассудков, их, чьи жизни ни в грош не ценились из-за цвета их кожи? Да реши они заговорить, живые бы оглохли от их плача!
Я долго стояла в дверях спальни, взгляд скользил по рядам кроватей. Затем я раскрыла ладони, словно выпуская что-то. В самом деле, с какой стати им избирать меня своим рупором? Я подошла к своей койке и села, сложив руки на груди. Всю жизнь я провела среди белых. В их обществе пыталась держаться на равных, что становилось мерилом и подтверждением его либеральности. Никто никогда не просил меня нести на плечах груз своего происхождения. Смогу ли я сейчас взвалить этот груз на плечи? Мне хотелось это сделать (и здесь я рассуждала как невинное дитя); я воспринимала это как входной билет, плату за вступление в братство, частью которого я себя никогда не ощущала. Но заслужила ли я это право? Однажды чей-то рот раскроется и выпустит сонм чернокожих призраков. Но будет ли этот рот моим?
Призраки приближались. Будь они чем-то бо́льшим, чем завитками бесплотного пара, будь у них глаза, они бы увидели замешательство, обиду и неприкаянную тоску по дому той, у кого дома никогда и не было. Но их шепот медленно доходил до меня. Пускай корни, шептали они. Мы ждем тебя. Возвращайся домой.
Отбросив в сторону искушавшие меня сомнения, я с удвоенным упорством взялась за учебу.
В конце концов презрение, что я видела в окружавших меня взглядах, сменилось смирением, задумчивостью и даже страхом. В то же время, поскольку у меня была такая возможность, я старалась быть полезной директрисе и потихоньку осваивала все тонкости ее дела. Директриса постоянно стремилась совершенствовать язык и начинала использовать новые идиомы, не потрудившись сперва объяснить их значение; тогда я начинала их интерпретировать. Я интерпретировала ее жесты, и даже молчание, ибо теперь я знала ее лучше, чем кто-либо еще. Это стало для меня огромным преимуществом. Это все и решило.
Документы
Отрывок из «Наблюдений очевидца»
Однажды по пути в комнату, которую мне отвели в качестве личного кабинета, я проходил мимо открытой двери и увидел молодого доктора-стажера, передающего что-то одному из младших учеников. Увидев меня, последний бросился бежать. Доктор Пичи вытер руку носовым платком, и мы обменялись крепким рукопожатием.
– Не прогуляться ли нам в саду? – предложил он. Приглашение меня удивило: хотя нас связывали самые теплые отношения (насколько вообще возможны теплые отношения между двумя профессионалами, вынужденными по воле обстоятельств видеться ежедневно), любым попыткам сблизиться (причем с обеих сторон) мешало мое заикание и вызванная им застенчивость, которая сковывала меня в присутствии незнакомых людей. Но оказалось, доктор Пичи гораздо больше заинтересован говорить, чем слушать, хоть он и подождал, пока мы не углубимся в сад по тропинке, прежде чем высказать то, что его тяготило.
– Я должен признаться кое в чем, а еще у меня к вам предложение. Надеюсь, я могу рассчитывать, что этот разговор останется между нами.
– Разумеется, – отвечал я. Его слова польстили мне и пробудили мое любопытство.
– Даете слово? Мне бы не хотелось, чтобы о моих действиях кто-то узнал, особенно сейчас, когда все зашло настолько далеко.
– Хм-м… ну да, конечно. Так что за секреты?
Он улыбнулся и театральным шепотом признался:
– Я провожу эксперимент. – Я неуверенно рассмеялся. – Да нет же, серьезно. Вы слышали об эктоплазме?
– Е-е-е-стественно.
– Естественно. И видели предметы, которые отрыгивают здешние дети?
– Эктоплазмоглифы? Да, видел.
ebooksa