– Вам двоим лучше поскорее смыть с себя эту гадость, – заметил Енох, поморщившись. – Она ядовитая.
– Я не прочь принять душ, – сказал я, оглядывая себя.
– Боюсь, вы оба просто катастрофически
–
– Не волнуйся, жуют они медленно, – утешил меня Енох. – Им понадобится не меньше недели, чтобы съесть тебя целиком.
– Прекрасно, тогда мы сейчас же идем в душ, – воскликнула Нур с некоторой тревогой.
Бронвин, стараясь двигаться незаметно, попятилась от нас.
– Вам понадобится горячая проточная вода и мыло, – заметил Енох. – Но единственное место, где все это можно получить…
Эмма и Енох переглянулись.
– Есть один вариант, – произнесла Эмма, покусывая нижнюю губу, – хотя он связан с определенными сложностями и некоторым риском…
– Но выбора у нас нет, так? – спросил я, с извиняющимся видом взглянув на Нур. – Я совершенно уверен: что бы с нами потом ни произошло, нам понадобится вся наша кожа.
Енох лишь пожал плечами.
У Нур был совершенно несчастный вид.
Эмма, отойдя на безопасное расстояние, громко давала указания, как попасть в надежную явочную квартиру, расположенную у выхода из петли Дьявольского Акра, в современном Лондоне. Там были нормальные ванные, горячая вода и все прочее.
– Мы будем ждать вас в Департаменте картографии, в здании министерств, – сказал Миллард. – Приходите, когда отмоетесь от этой зеленой заразы. И, пожалуйста, мойтесь тщательно, чтобы ни одного микроба не осталось.
– Точно, – поддакнул Енох. – Мне, например, моя кожа очень дорога.
Мы с Нур пошли к лодочной пристани на берегу Лихорадочной Канавы. Я изо всех сил старался не думать о микроскопических тварях, медленно пожиравших нашу кожу. В обмен на серебряную монету, полученную от Горация, старый седой паромщик пустил нас в ветхую дырявую посудину, которая гордо именовалась «лодкой», и черные воды медленно понесли нас вниз по течению. Нам не хотелось разговаривать в присутствии незнакомого человека, и мы молчали. Бо́льшую часть пути Нур зажимала рукой нос и разглядывала лачуги, мимо которых мы проплывали. Прачки развешивали белье на веревках, натянутых между домами, в замусоренных переулках играли оборванные дети.
– Это нормальные, – объяснил я. – Они живут в петле.
Нур заинтересовали мои слова.
– Хочешь сказать, что они каждый день делают одно и то же?