Четыре после полуночи

22
18
20
22
24
26
28
30

– Я так и не думал, – возразил Морт. – Но природный ум автоматически не делает человека еще и честным. Более того, я считаю, что чаще бывает наоборот.

– Глядя на вас, я мог бы сказать то же самое, не знай я этого наверняка, – сухо сказал Шутер.

Морт почувствовал, что краснеет. Он не любил оскорблений и редко их слышал, но Шутер только что унизил его, совершенно непринужденно и легко, так опытный охотник попадает в глиняного голубя.

Надежда загнать Шутера в угол пропала. Не совсем, но почти. Умный и проницательный – не одно и то же, но теперь Морт заподозрил, что Шутер обладает обоими этими качествами. Однако затягивать дело не имело смысла. Морт не хотел находиться рядом с ним дольше, чем требовалось. Странным образом он ждал подобного столкновения с того момента, как уверился в его неизбежности, – может, как отдушины, способной отвлечь от надоевшей, неприятной обыденности. Ему хотелось, чтобы все поскорее закончилось. Сейчас он не стал бы утверждать, что Джон Шутер сумасшедший – во всяком случае, не явно, – но по-прежнему считал, что этот человек может быть опасен, ведь он был чертовски непримирим. Морт решил нанести хорошо рассчитанный удар и разом со всем покончить, не расхаживая вокруг да около.

– Мистер Шутер, когда вы написали свой рассказ?

– А может, я не Шутер, – сказал гость, явно забавляясь. – Может, это псевдоним.

– Как же вас зовут по-настоящему?

– Я не утверждаю, что это так; я сказал – может быть. Но этот вопрос останется за рамками нашего дела. – Шутер говорил безмятежно, словно больше интересуясь облаком, которое медленно плыло по высокому синему небу к солнцу, уже начинавшему клониться к закату.

– Хорошо, – согласился Морт. – Однако дата, когда вы написали свой рассказ, относится к делу напрямую.

– Я написал его семь лет назад, – сказал Шутер, по-прежнему глядя на облако, коснувшееся края солнца и получившее золотую кайму. – В восемьдесят втором.

Бинго, подумал Морт. Старый хитрый негодяй или нет, он все-таки угодил в ловушку. Он украл рассказ из сборника, ежу понятно. А так как «Все стучат» вышел в 1983-м, он думает, что может спокойно назвать любую дату до этого года. Надо было проверить по титульному листу, старый ты сукин сын!

Однако вместо ощущения торжества пришло только немое облегчение – этого дурака можно послать веселым курсом без дальнейшего шума и пыли. И все же Морта мучило любопытство, проклятие пишущей братии: почему именно этот рассказ, который резко выбивался из общего ряда и казался совершенно нетипичным для самого Морта? Если этот Шутер задумал обвинить его в плагиате, зачем выбрал проходной рассказ, когда можно было состряпать почти идентичную рукопись бестселлера, например, «Мальчика Перемалывателя органов»? Вот то было бы сильно; а это казалось почти курьезом.

Должно быть, подделывать роман – слишком тяжкий, почти писательский труд, подумал Морт.

– Что же вы столько ждали? – спросил он. – Мой сборник рассказов вышел в восемьдесят третьем, шесть лет назад. Скоро семь будет.

– Потому что я не знал, – ответил Шутер. Отведя взгляд от облака, он с презрением уставился на Морта. – Такие, как вы, люди вашего сорта, уверены, что все в Америке и других странах, где издают ваши книги, так и кидаются читать то, что вы написали.

– Ну это мне лучше знать, – сказал Морт, и на этот раз пришел его черед говорить сухо.

– А это не так, – продолжал Шутер с пугающей безмятежностью и одержимостью, явно игнорируя слова Морта. – Это абсолютно не так. Я не видел этого рассказа до середины июля нынешнего года.

Морту захотелось сказать: Знаешь что, деревенская ты рожа? Я ни разу не видел свою жену в постели с другим до середины мая! Интересно, изменит ли Шутер тон, если сказать ему что-нибудь подобное?

Взглянув в лицо собеседнику, Морт решил промолчать. Безмятежность испарилась из выцветших глаз Шутера, как туман на холмах от дыхания дневной жары. Сейчас он казался проповедником-фундаменталистом, готовым излить солидную порцию огня и серы на головы своей дрожащей паствы, не смеющей поднять глаза. И в первый раз Морт Рейни ощутил неподдельный страх перед этим человеком. Однако к страху примешивался и гнев. Мысль, пришедшая в голову Морту в конце первой встречи с Джоном Шутером, вернулась снова: испуганный или нет, будь он проклят, если станет стоять и покорно слушать, как его обвиняют в краже, особенно сейчас, когда фальсификация разоблачена самим Шутером.

– Позвольте предположить, – начал Морт, – должно быть, люди вашего сорта чересчур большие снобы в выборе книг, чтобы открывать макулатуру моего сочинения? Вам подавай Марселя Пруста и Томаса Харди? Вечерами, подоив коров, вы любите зажечь старую добрую деревенскую керосинку, ухнуть ее на кухонный стол, покрытый, разумеется, домашней красно-белой клетчатой скатертью, и расслабиться над главой-другой из «Тесс» или «В поисках утраченного времени»? А по выходным, причесавшись пятерней и придя в игривое настроение, открываете Эрскина Колдуэлла или Энни Диллард? Это кто-то из друзей сказал вам, что я похитил ваш честно склепанный рассказ? Так было дело, мистер Шутер, или как вас там?