Четыре после полуночи

22
18
20
22
24
26
28
30

Но Кевин знал, что старику многое понятно.

– Посмотрите на тень собаки, – показал Кевин. – А теперь взгляните сюда. – Он ткнул пальцем в левую часть фотографии. – На фотографии солнце либо встает, либо садится. Поэтому все тени длинные, и трудно понять, кто их отбрасывает. Но я сейчас взглянул на эту тень, и мне словно открылась истина.

– Какая истина, сынок? – Поп потянулся к ящику, наверное, чтобы вновь достать увеличительное стекло, но… лупа не понадобилась. Истина открылась и ему.

– Это тень мужчины, не так ли? – спросил Поп. – Чтоб мне попасть в ад, если это не тень мужчины!

– Или женщины. Точно не определить. Это ноги. Я уверен, что ноги, но принадлежать они могут и женщине в джинсах. Или даже подростку. С такой длинной тенью…

– Да, точно не определишь.

– Это тень фотографа, не так ли?

– Да.

– Но эта тень не моя, – продолжил Кевин. – Фотография сделана моей камерой… как и остальные… но фотографировал не я. Тогда кто, мистер Меррилл? Кто?

– Зови меня Поп, – рассеянно ответил старик, глядя на тень; Кевин аж зарделся от гордости.

И в этот самый момент часы решили, что пора отметить прошедшие полчаса.

Глава 3

Листья начали менять цвет, когда Кевин снова пришел в «Империю изобилия». А он сам уже свыкся с тем, что ему пятнадцать.

Но вот к заколдованной камере привыкнуть он никак не мог, и это его отнюдь не радовало. Фотографии Кевин отснял точно по графику, составленному Попом, и к концу работы понял, или, во всяком случае, считал, что понял, почему Поп хотел, чтобы они были сделаны с определенными интервалами: первые десять фотографий через час, затем перерыв, чтобы камера отдохнула, вторые десять – через два, третьи – через три часа. Последние фотографии Кевин отснял в школе. И кое-что заметил. Нечто такое, чего в начале не мог увидеть. Особенно ясно это кое-что проявилось на трех последних снимках. Они так испугали его, что Кевин решил – еще до того, как отправился в «Империю изобилия», – обязательно избавиться от «Солнца‐660». Не обменять ее, этого он совсем не хотел. Выпускать камеру из своих рук и терять над ней контроль? Нет, такого Кевин допустить не мог.

Теперь камера моя, подумал он, первый раз нажимая на спуск, и мысль эта вновь и вновь возвращалась, несмотря на то что она не соответствовала действительности. Если бы камера была его, то выдавала бы одну и ту же фотографию – черного пса на фоне белого штакетника, – лишь когда на спуск нажимал он, Кевин. Но такого не происходило. Какая бы там магия ни заключалась в камере, повелевал ею не только Кевин. Такие же (ну почти такие же) фотографии получались и у отца, и у Мег, когда Кевин, точно выдерживая предложенный Попом график, дал ей пару раз нажать на спуск.

– Ты пронумеровал их, как я просил?

– Да, от одного до пятидесяти восьми. – Кевин показал Попу аккуратные кружочки с цифрой внутри в левом нижнем углу. – Но я не знаю, так ли это все необходимо. Я решил избавиться от камеры.

– Избавиться? Вроде бы в прошлый раз таких мыслей у тебя не было.

– Пожалуй, не было. Но теперь я хочу разбить ее кувалдой.

Проницательные синие глазки Попа впились в мальчика.