— Да.
Такой простой, однозначный ответ наполнил душу Ула сиянием и теплотой. Один шаг — и вот он, серый мир Турвры.
Ул сразу увидел глаза Алеля, полные надеждой и болью. Затем отметил: это главный зал архива, в кресле сидит попечитель, он окончательно бледен и слаб, но — жив. Значит, освободить Ворона удалось быстро.
— Ург, бог дикости и проклятие науки, — отступая на шаг, вымолвил Алель, не веря себе и кланяясь глубоко, почтительно. — Но здесь же город… Как случилось, что вы свободны и согласны помочь? Но, надеюсь, вы не станете воздвигать тотем и начинать…
— В бубен дать всяко успею, — усмехнулся Ург, и глаза его полыхнули тьмою. — Дикость… много ты понимаешь, деревяшка. Когда убивают твой лес, гибнут мои люди, лучшие люди мира. Хранители первозданности. Ты прежде звал их примитивными. Утонченный Алель, ценитель парков и цветников. Отрыжка дворцового стиля.
— То есть вас можно не знакомить, — улыбнулся Ул, пристраиваясь на подлокотнике кресла и трогая запястье попечителя. — Мастер, вы не переживайте. Они полыхают, как пустая зарница. Не будет ни грозы, ни бури.
— Ну-ну, — Ворон повёл плечами, осмотрелся, кивнул явившемуся на шум инженеру. — Тотем строить… зачем? Тут и без моих усилий во всю поклоняются железному богу. Я уважаю железных, пока они не делаются прожорливы сверх меры. Эй, деревяшка, что задумал? Сила твоего мира гниёт, источник заилен и нет в нем тока живого.
— С тобой мы могли бы сделать непосильное, — осторожно предположил Алель. — Нельзя менять людей, но ведь ты… ты всегда менял. Сращивал. А порою в гневе разделял.
— Сращивал, — кивнул Ург. Покосился на Ула. — Эй, не мешайся. Стань в сторонке, мы не полезем в то, что зовётся устройством общества. Лишь перекроим тела так, чтоб яд был им безвреден. Но предупреждаю: назад пути не будет.
Альв смущённо поклонился попечителю и инженеру.
— Простите, вы могли бы спросить у других: люди готовы стать немножко, самую малость… растительными? С точки зрения разума это вас не изменит, но память расширится и некоторые аспекты… Это сложно изложить детально и внятно. Видите ли… — альв обречённо вздохнул, осознав бесконечность предстоящих пояснений и огромность сомнений людей.
Попечитель жестом остановил разговор. Глянул на инженера. Тот махнул рукой и широко улыбнулся. Старик поправил очки, попытался встать. Ул помог, поддержал под локоть.
— Я двести сорок третий попечитель в непрерывной летописи этого города от времён последнего большого ремонта, когда мы потеряли часть знаний и памяти, — тихо, чуть прикашливая, выговорил старик. Бестолково поправил очки и опустил дрожащую руку. — Что бы ни решили о моем безумии люди, но я приму это бремя. Мы могли бы очень долго слушать вас и ещё дольше пересказывать прочим. Ничего не станет понятнее и проще от пояснений. Это вопрос доверия к мастеру, а не допустимости предложенных мер в плане этики или закона… Вот так я вижу. На правах попечителя я сразу дам ответ. Мы верим мастеру Улу, безоговорочно. Значит, мы согласны. Ради Ула я скажу: пояснять вовсе не надо. Это… успеется и позже.
Глубоко в груди Ула боль натянулась нарывом — и лопнула горячим, мучительным облегчением. Ул сморгнул слезинку, плохо понимая, отчего так шумит в ушах. Мир покачивается, и надо прилагать усилия, чтобы усадить попечителя и не рухнуть самому…
Как можно согласиться вслепую невесть на что — «ради Ула». Да он прожил тут ничтожных, коротких пять лет. Да он похоронил больше больных, чем вылечил! И никто из выживших не стал здоров по-настоящему, чтобы и язвы зарубцевались, и зубы новые блеснули на месте утраченных, и волосы отросли…
— Толковые люди, мне такие по сердцу, — Ург бросил на попечителя быстрый взгляд из-под бровных дуг, тяжёлых, как пещерный свод. Глянул на альва. — Ну что, без пробы, деревяшка? И так шум поднимем, ох как мало времени останется.
— Без пробы, — эхом отозвался Алель.
— Буду звать тебя «великий вождь», — сообщил Ург попечителю, оттёр к стене инженера. — А ты не лезь под руку, шаман, зашибу… Срастим, поймёшь, как трудно заново принять науку, если ты обзавелся корнями. Всем молчать и не мешать. Ул, встань там. Делай, что на душу ляжет. Алель, будь возле вождя, спина к спине, так мне удобнее. Хоть моргнёшь, возражая, уйду без оглядки.
Ург встряхнулся, распустил волосы. Черные, прямые… они струились глянцевым потоком по спине, обтекая валуны мышц. Ург развёл руки, хлопнул и снова развёл… Справа явилась птица Сиу, сияя как солнце, а слева взмыл под потолок ворон — чернее тьмы.
Ул сморгнул, уже не таясь, шмыгнул носом и растёр по щекам слёзные дорожки. Он знал, что всю жизнь, не важно, насколько долгую, он будет помнить этот день. Огромный, яркий — немыслимый для серого мирка, втиснутого в стены, втоптанного в подвалы, герметизированного от вездесущей смерти и обречённого уступать ей шаг за шагом, как уступает мраку свет лампады, в которой иссякло масло…
ebooksa