Карты четырех царств.

22
18
20
22
24
26
28
30

— Плохой мальчик, — промурлыкал вервр, на миг задумался и повернул лицо к одному из темных переулков, выбрав направление без ошибки и подсказки. — Кто просил меня об одолжении?

— Я от него, — донеслось из-за угла, из теней.

— Оплата будет такая, — вервр зевнул, впрок запоминая человека. — Я забираю мальчика, вы забываете его долг.

— Мы услышали, хэш Бесглас, — выполз из переулка удаляющийся шёпот…

Вервр зашагал в сторону особняка Номы, потеряв всякий интерес к Мойному пятаку. За спиной охали первые очнувшиеся стражи, всхлипывая, расползались и разбегались рыжие девки, выл княжич, сглатывая кровь с прокушенного языка. Наследничка рвало, он теперь ползал в луже своей же мочи, своего же постыдного страха…

— Имя у тебя есть, должник? — задумался вервр. — Меня можешь звать Ан.

— Нету. Гвоздём кличут, — пацан усмехнулся. — И что теперь, забьёте? Все так шутят.

— Мне довольно давно перестали быть смешны ночные шутки, — нехотя признал вервр. — Сдам в ученики к Эмину. Забить он не забьёт, но ты сам согнёшься от его нудности. Терпи, Гвоздь. Долги — штука серьёзная.

— Эмину хэш Уми… как же его там? Это что, прямо к лекарке в особняк? — шёпотом выдохнул пацан.

Ответ не требовался. Вервр толкал добытую невесть зачем новую обузу и надеялся, что сбудет с рук прямо теперь, сразу и бесповоротно. Пацан потел и холодел от страха. А вдруг его не пустят в особняк? А вдруг даже хэш Бесглас не сможет там приказывать? Мысли Гвоздя читались до смешного легко, эти мысли кричали о себе каждым жестом и вздохом…

Возле особняка Номы творилось предсказуемое и невообразимое. Топот, слезы, вой… Людишек, переломанных и перемятых в праздничной давке, складывали под ограду, как дрова. Тех, кто во время праздников остался трезв и пострадал, будучи стражами, служа при питейных заведениях, более уважительно выстраивали в очередь. Мимо больных бегали слуги и помощники из выздоравливающих — носили мази, палки для костылей, тряпки для бинтов…

Вервр перемахнул ограду, дождался, пока Гвоздь втиснет худое тело в щель прутьев и догонит. В парке творился тот же кипучий беспорядок. Всюду тела, вонь и сквернословие… Вервр небережно отдавил чью-то руку, пнул чей-то зад, сбрасывая мычащую тушу с помятого цветника.

— Да хоть трижды ноб, — донеслось издали безмятежно спокойное, басовитое. — Что, он намерен при мне — кричать? Послушаем… Ох! Я сейчас…

Голос Бары стал заметно ниже за минувший год. А сам Бара сделался и шире, и выше… и внимательнее. Еще не видя гостя, учуял его, охнул. Бросив дела, выбежал и, по южному обычаю, сколько ни отучивай, рухнул посреди дорожки на колени и церемонно коснулся лбом ладоней, плоско уложенных на грунт.

— Учитель!

— У вас тут… — вервр принюхался, — даже склокам тесно.

— Князь женит сына, как только выловит его в порту. А еще праздник урожая, торг… всё сразу. Ну и драка у причалов, и пожар на винных складах, — поднимаясь и норовя поддержать учителя под локоть, сообщил Бара. Конечно, он при этом озирался и недоумевал. — А…

— Я один. Возможно, без Аны я выслушаю то, что ты пытался сказать прошлый раз, а я умело не понял. Хотя моё мнение… — вервр скривился и не стал продолжать. — Где прочие? И как тебе мой подарочек? Не знаю, в оруженосцы он полезет, в лекари или в писари, а только сперва зашей ему карманы и выбери имя.

— Исполню, учитель. Все у нас дома, только устали до обморока. Номе нет времени даже поесть, — продолжая держать под локоть, сообщил Бара. — Эмин лечит, его жена проверяет новых больных, вон там.

— Иди, без тебя там делается шумно, — вервр вслушался в рёв какого-то особо важного ноба, быстро разобравшего: Бара покинул комнату. Напоследок вервр отвесил Гвоздю подзатыльник. — Клыкастый! Заточку брось. На людей не скалься, норов хоть проглоти, а наружу чтоб не вылез. Пороть тебя поздно, шею сворачивать самый раз. Понял?