Карты четырех царств.

22
18
20
22
24
26
28
30

Нома стояла в дверях и заворожённо смотрела на того, о ком только что упомянула, жалуясь. Лекарка кашлянула, прикрыла рот, снова кашлянула… и рассмеялась, сгибаясь, совсем как вервр по другую сторону от стены, спина к спине с ней.

— Заносите, — отсмеявшись и вытирая слезы, велела Нома.

— И вправь ему плечо, — резко потребовал кто-то из провожатых. — Живо!

Вервр скользнул в коридор, доверительно улыбнулся княжичу и его страже. На душе сделалось спокойно, как никогда прежде.

— Как кстати я прибыл, — промурлыкал Ан. — Я ведь лучший костоправ по эту сторону моря и по ту — тоже…

Первый слуга, узнавший «костоправа», икнул и дёрнулся бежать, но сообразил: он держит ручку носилок! Княжич в отчаянии снова прикусил язык, но смолчал и боль, и страх. Даже не сунулся ползти: не посмел!

— Заносите, — благожелательно разрешил вервр. Приобнял Ному и шепнул ей в ухо, фыркая и пробуя не расхохотаться снова: — Какое там плечо! Женить наследника бесполезно. Я сгоряча свернул хмельному придурку его маленький пивной краник… н-да. Надо исправлять. Давай, собери всё бесстыдство и спасай страну, верноподданная ноба Номару Има хэш Дейн хэш Токт. А я слепой, я просто подержу больного за горло, так сказать, обездвижу.

Столичные истории. Нити, собранные в узелок

Расставшись с вервром, Ана заспешила. То есть сперва даже побежала! Как будто можно запросто спастись от своего страха. Оказывается, она совершенно не умеет быть одна. Оказывается, она с рождения задирала нос и полагала себя умной, сильной, решительной… потому что чуяла: ей никто не возразит. Пусть у папы нет глаз, и он много раз повторил: «Я тебе не папа!», и его нет поблизости… Но всегда, неизменно было так: если что, Ан исправит, поддержит, выслушает.

И вдруг — одна… По-настоящему одна! Спине холодно. Душе пусто. Губы словно склеило, не то что заговорить — улыбнуться не выходит. И с кем говорить? Хуже: с кем молчать? Она привыкла так уютно, многозначительно молчать, и папа Ан всё понимал, без глупых слов и нарочитых хмыканий…

Ана бежала день, ночь и еще день. Не понимала погоду, не выбирала направление… И очнулась, уткнувшись ключичной ямкой в лезвие.

— Кошелёк или жизнь? — скучающим тоном пробормотали вверху, над макушкой, и отодвинули нож. — Эй, третий раз спрашиваю. Ты что, глухая? Н-да… Что толку спрашивать, у тебя и кошеля-то пожалуй нет. Ума уж точно нет! Одна, на ночь глядя, поперлась через лес, и куда? От главного тракта в Ольховую Гать.

— Сам дурак! — Ана обрадовалась тому, что рот наконец раскрылся и собеседник нашёлся. Улыбнулась, рассматривая встречного. Рослый парень, и ничуть не злодей… — Слушай, а что за жалкий выбор: между жадностью и трусостью?

Парень совсем запутался и сник. Зато Ана оживилась, осматриваясь.

И правда — вечер. Большой торговый тракт недалеко — вон, за пригорком. Место смутно знакомое: к северу низина, промытая и промятая речным руслом. Тоса здесь неширока, мало похожа на себя возле приморского Корфа, где река выкладывает сотню синих водных петель в оторочке золотых песчаных кружев…

— Грубая ты, — вернул в настоящее «разбойник».

Он отодвинулся еще на полшага, стоило Ане качнуться вперёд. В сумерках парень щурился, длинный нож держал ловко, но как-то странно… Не для угрозы, вот уж точно. На вид парню лет не более, чем Баре, но — тощеват, сутул, — прикинула Ана. Хотя зачем сравнивать с Барой? Уж заведомо будет в его пользу. На душе сделалось теплее.

Разбойник помялся и убрал нож. Прочесал пятерней светлые волосы, прямые и довольно жёсткие, солома соломой. Рука — отметила Ана — мозолистая, широкая, по ладони судя, не разбоем человек живёт, а крестьянством. Да и лицо приятное. С деревенской хитринкой, подвижное, круглое.

— Жизнь или кошелёк! Все так грабят, — обиделся горе-разбойник. Вздохнул и почесал в затылке. — Вообще-то я не граблю, а приветствую по здешнему правилу. Зачем с тракта свернула, если не знала, что вон-он там постоялый двор «Бесов лог»? Лучшее место для отдыха во всем белом свете. К нам из Тосэна ездят нобы, и из стольного града Эйнэ, и из соседних княжеств. Охота, рыбалка, забавы… Хотя тебе не по карману. Да и рановато!

— Ну, скажет гость «кошелёк», — задумалась Ана, — тогда что?