Карты четырех царств.

— Лэйгаа, — пропела гостья, и взмахнула руками-крыльями, и раскрыла их широко, свободно… и снова спрятала в ворох волос. — Зачем так… не надо так!

Боль омрачила синеву взора. Гостья отступила на шаг, сделалась почти прозрачна… Ана заверещала, боясь порвать только что созданную нить понимания, почти готового стать доверием и удержать чудо от испарения, ускользания прочь, и наверняка — навсегда… Ана заткнула себе рот ладонью, смолкла. Рывком вздернула Чиа на ноги, повернула к себе, скорчила зверскую рожу. Чиа в ответ оскалилась и проворчала нечто гортанное, способное поднять дыбом волосы и загнать душу в пятки! Но Ана лишь насмешливо хмыкнула.

— Ты добрейшая душа, только ловко маскируешься. Гэл что-то похожее сказал про меня, но ведь не одна я такая. Эй, я бы тоже сбежала куда подальше, возьмись кто из-за меня лбом полы прошибать!

— Она — нэйя, — шепнула Чиа и попыталась снова упасть на колени.

— А-аа! — Ана вмиг забыла о Чиа, подпрыгнула и уставилась на гостью, и невежливо ткнула в неё пальцем. — Знаю! Вот ты какое чудо! Совсем домашнее, совсем мое и долгожданное! Ты мне сто раз снилась, и всегда с крыльями! Жили-были лебеди нэйя, и они летали парами, и никто другой не летал так красиво. Но люди оказались сволочи, по такому случаю им всем досталось на орехи. Моя любимая сказка! Папа повторял её на ночь, пока не устал и не начал швырять в меня камнями покрупнее, чтоб я унялась. Нэйя. Я так счастлива! Так-растак!

— Растак, — глаза гостьи посветлели, наполнились бликами смеха.

Ана вцепилась в руку Чиа и начала выкручивать её — на болевой прием. Чиа рычала, сбрасывала захват раз за разом, отбивалась хлестко, все сильнее и злее… и получала в ответ.

— Когда нэйя… покинули все миры, мы погрузились во тьму! Возникла иерархия, — коротко, на выдохе, выкрикивала Чиа, норовя отшатнуться, выйти из борьбы вплотную. И тогда уж снова упасть на колени, доводить до полной прозрачности впечатлительную гостью. — Я не смею взглянуть! Никто не смеет! Сам величайший предрек: спасение придет, когда в миры низшие вернется хотя бы кто-то из нэйя. Надо благоговеть и умолять…

— Она еще не решила, стоит ли вернуться, разве не видишь? — заверещала Ана.

Немедленно получила по зубам, смолкла… обозлилась, сменила стиль, снова получила — уже по носу. Больно! Непривычно: Ана давно не встречала тех, кто способен пробить её защиту. Разве вот Бара, но тот неизменно играл в поддавки. Став серьёзнее, Ана взялась последовательно пробовать приемы и техники. Обзавелась дюжиной синяков, до кости стесала коленку, чуть не пропорола противницу насквозь одним из штырей каркаса юбки, наконец-то догадалась отделаться от бесполезного клинка… И только тогда, с двумя свободными руками, подобрала стиль борьбы, действующий лучше прочих.

Чиа взвизгнула и скорчилась, и такая она уже не могла не слушать, ведь орали в ухо.

— Не бухайся на колени, ей не нравится! А ну стой вежливо. Стой, понятно? Так ей хочется! Ей, а не мне.

— Кто тебя учил технике змеи, кошмарный ребенок? — расслабляясь и не делая новых попыток упасть на колени, пробормотала Чиа. Повернулась к нэйе, упрямо глядя в пол. — Простите. Я исполню любое пожелание летящей в свете. Даже если меня просят отказаться от вежливости. Даже если это противоречит словам величайшего.

— Уф, я устала. Драться меня учил папа Ан, который вообще всегда лучше всех! Значит, я тоже лучше всех! И чихать мне на всяких там величайших!

Чиа подняла открытые руки, соглашаясь забыть ссору. Ана в ответ исполнила подобающий для бала полуприсед. Дикая ноба проследила движение и наконец-то заметила, во что превратилось платье Аны… скорчилась и захохотала, изредка разгибаясь, чтобы глянуть на остатки некогда парадного наряда — и снова рыдать, утирать слезинки и задыхаться.

— Гэла принялись убивать, ну я и… драться надо было, вот я и, — Ана обернулась к гостье, пробуя взять её в союзницы. — Ведь удобно же. И быстро, р-раз, одно движение.

Нэйя согласно кивнула, осмотрелась, заметила разрубленное платье — и всплеснула руками. Ана похолодела, попыталась одернуть растопыренный круг ткани на талии. Именно теперь она окончательно все поняла о своем виде! Ниже каркасных прутьев — только штаники. Те самые штаники, что принесла чопорная тетка-портниха, нанятая Лионэлой. И ладно бы портниха оставила и ушла, так нет: занудствовала весь вечер. Снимала мерки и не прерывала ни на миг нравоучение о подобающем нижнем белье. Она же потребовала надеть на бал такое вот — подобающее. Белое с вышивкой и кружавчиками, с фонариками-сборочками в три рядочка, и всё вместе — сплошное слащавое безобразие от пупка и до щиколоток… Ничего подобного Ана прежде не носила, поучений не терпела совершенно, тем более не от папы, Бары или Номы — тех, кто давно рядом и кого она безоговорочно уважала. Даже Эмин Умийя мог сказать многое и рассчитывать на понимание. Но Лионэла… И тем более незнакомая портниха… Да кто они такие?

«Сдохни, этикет!» — первую надпись Ана сделала по рассеянности, швырнув штаники на стол… Рядом нащупалась чернильница, и палец сам макнулся, сам вывел буквы. Крупно, с чувством. Ана решила было немедленно прополоскать белье, но в городе так просто на реку не сбегаешь. И, пока сознание искало способ чистки, бессознание бодрствовало, водило пальцем… Ана очнулась, а на задней части штаников уже красовалось свежее: «Со всем уважением» — фраза, часто повторяемая Лией и заменяющая столичной нобе широчайший набор ругательств. И пошло-поехало… Чернильный бунт украсил ткань каракулями вроде: «Нобы-шнобы», восклицательными знаками и симпатичными кляксочками. Осмотрев итог шалости, Ана странным образом смирилась с неизбежным балом. И она вовсе не собиралась рубить свою же юбку! Теперь пойди пойми, что сработает лучше: надутые губы или нарочито-смущенный вид. Хотя то и другое годится! Все не бальный зал, где смех фальшив, улыбки — маски, и всюду яд сплетен.

— Допустим, смешно, — Ана испробовала надутые губы. — Но не настолько же.

— Настолько! — Чиа фыркнула в кулак: вид виноватой Аны был ей забавен.