— Неискреннее, я чую. Но преграда есть, пока именно так. Первое: меня уважает папа Ан, он надеется, что я перезимую и не разнесу город по камешку. — Ана загнула указательный палец. Второе, — Ана согнула средний палец, — я себя контролирую и не настолько зла, чтобы… хм. Третье, ты пока не убил. Четвертое, — Ана покосилась на остальных наемников, их было пять и все они обреченно молчали, побросав оружие. Значит, признали в противнице алую кровь… — Четвёртое и последнее: а вдруг дома вас ждут дети? Вдруг они верят, что вы люди, и у них еще есть вот такой маленький шанс оказаться однажды правыми, ну хотя бы отчасти?
Ана посмотрела на свой мизинец и тяжело вздохнула. Детей было жаль. Их пустые надежды — тем более.
В саду вдруг сделалось светлее, и Ана задохнулась от изумления: по щеке главаря наемников, стоящего на коленях, скатилась слезинка. Настоящая, полная раскаяния и боли, и следом вторая, такая же крупная и весомая! Глаза у мужика сделались детскими, удивленными, в них читалось: «Что я натворил, и как это я до такого докатился?»…
— Уходите, — разрешила Ана.
Сейчас казалось важнее важного убрать подалее лишних людей и осторожно обернуться, чтобы не спугнуть огромное, непосильное самой Ане чудо. Оно там — за спиной. Оно полно света. Оно так могуче, что смогло выжать слезинку у пройдохи-наемника! Хотя довести такого до раскаяния не проще, чем вызвать дождь в долине Жажды, во время песчаной бури. Эмин записал на наречии Корфа легенду о певце весны — золотом нобе древности. Папа Ан прочел и признал: он сам стоял под дождем в той долине, встретив певца. Он был восхищен… Тогда он был багряный бес и всё же сберег чудо. Он вывел из песков певца, когда люди умудрились позавидовать ему и пожелать гибели.
И вот рядом, в паре шагов — равное по силе чудо! Стоит лишь обернуться. И Ана — обернулась, едва дыша.
На кромке каменной чаши то ли стоял, то ли парил едва касаясь её края, полупрозрачный ребенок, укутанный в туманный шелк. Ана закрыла глаза, тряхнула головой и пообещала себе не слушать байки пьяных поэтов. Ана открыла глаза и снова взглянула на чашу, фигуру, отражение в воде.
— Здравствуйте, — Ана исполнила подобающий для нобы в бальном платье полуприсед и запоздало удивилась себе. — Простите, я решила было, что вы привидение. Ой, хорошо же я смотрюсь в этой позе без юбки. Простите. Гэл! Гэл, спаси хоть кого-то из нас от этой дичайшей неловкости.
Поэт замычал и начал слепо, на ощупь, подниматься, цепляясь за деревце, хрустящее от нагрузки. Ана окончательно с собой справилась, рассмотрела: привидение — не ребенок, а девушка, и не в шелке, а в ворохе волос… И пока вопрос, есть ли на ней что-то, кроме волос. Бедняга Гэл получил тычок в основание шеи и сник. Ана выпрямилась и чуть не уронила клинок, о котором позабыла от избытка впечатлений. А вот гостья именно на него смотрела, и бледнела, и делалась прозрачнее от вида и запаха крови…
— Не пропадайте! Не надо так испуганно мерцать, умоляю! Я никого не убила, даже и не собиралась. Но руки гадам надо было оттяпать! Сами посудите: им убивать — сладко! Таких кто-то обязан отправлять на покой, пока они… не поотправляли слишком многих. И я была внимательна, сразу остановила кровотечение. Выживут, и даже сознанием не покосятся… Сейчас им главное свалить, куда подалее. Эй, вы не пропадаете? Если вам неловко, я отойду, только оставайтесь, вы чудо, вас нельзя терять. А меня зовут Ана… А этого, лежачего — Гэл. Он поэт, его убивают, что ни ночь… почитатели заразные! Я мешаю вам болтовней?
— Помогаете, — едва слышно прошелестел голосок. Девушка отвела волосы за спину, стало заметно её платье, то ли пуховое, то ли очень пушистое, плюшевое. — Все живы, хорошо. Иначе я бы… не справилась. Нырнула обратно.
— Там лучше? — Ана надрала травы и начала оттирать клинок.
— Там… темнее. Тише, — девушка шагнула с края чаши, и Ана прикусила язык: странное существо спустилось вниз плавно, как пушинка. — Там неизменно. Всё и всегда.
— Жуткое место, — поежилась Ана, набрала в горсть воды и сполоснула клинок. — А вы кушать хотите? Вам холодно? Может, вы разыскиваете кого-то? Когда я шмякнулась на крышу посреди города, я никого тут не знала. Но это было давно, осенью, четыре месяца назад. Тогда и меня в городе не знали. Хотя некоторые и теперь не усвоили, хоть руби им руки, хоть не руби! Простите.
— На крышу… — легчайшая рука совершила жест, который повторить было решительно невозможно. Глаза у незнакомки на миг сделались светлее, в них вспыхнула перламутровая искорка любопытства, — шмякнулась?
— Да, свалилась с драконьего носа! — Ана замотала головой, — я не сумасшедшая, честно! То есть как посмотреть, я безумно нагло упросила незнакомого дракона покатать меня, я просто не могла смолчать. А дракон попался мягкосердечный.
— Тут много драконов? — искра любопытства разгорелась, как рассвет над морем, глаза обрели цвет, синий с прозеленью… — И вервров?
— Дракона я видела только раз. Его вервра тоже. Честно, вот вервр — так себе, мы не поладили. Расчётливый сухарь и умник. Кроме него мне известны три вервра, звать их Ан, Дорн и Чиа. А что еще я могу рассказать хорошего, чтобы вы не пропали отсюда?
Синие глаза смущенно прижмурились. Ана последний раз протерла клинок и убрала за спину, чтобы разговор легче строился… и тут на крышу зимнего сада с легкостью кошки спрыгнул кто-то гораздо весомее кошки, промчался, вскрыл оконце, нырнул в сад с порывом зимнего ветра. Холод качнулся — и иссяк, не навредив рукотворному лету. Из-за спины Аны выступила Чиа — та самая ноба с прозвищем Дикая, жена третьего канцлера. Она склонилась, коснулась пальцами земли и более не подняла головы, скорчившись на полу!
— Это Чиа, она и есть вервр, — пожав плечами, Ана представила прибывшую.
ebooksa