— Закрой глаза, — велел парень.
Мне показалось, что сейчас случится невозможное, и будет оно больше, чем… чем та история с дверью, ведущей куда угодно. И я закрыл глаза, хотя сказано не мне.
— Пусть папа снимет твою шапочку. Осторожно, медленно.
Не дышу. Очень хочу сойти с ума окончательно, чтобы открыть глаза и увидеть что-то такое, во что я радостно не поверю. Куда мир катится, если патлатые неформалы в заплеванных подземных переходах могут всё, и сами — даже не люди? Это я хватанул! Какие же они не люди, если им до нас есть дело, а нашей родной людской власти — вообще ни разу? Всё, я больше не могу, я должен открыть глаза.
Первое, что вижу: девочка всё еще сидит с закрытыми глазами. Только это сложно рассмотреть, она вся, целиком, укутана в волны волос. Ниже пяток, как мечтала. Глотаю сухим горлом, пробую понять: я что, докатился до хлюпанья носом? Скашиваю взгляд на Матиа. Улыбается… На девочку: открыла глаза и недоуменно хлопает ресницами, и чешет запястье — выдрала иголку капельницы. Не двигаюсь, не сматываю шланги. Если меня заметят, подвинут прочь.
— А почему зеленые? — голос у девочки слабый, шелестящий.
Кстати, волосы реально — зеленые! Не могу удержаться, делаю шаг, нагибаюсь и осторожно трогаю прядь. Волосы мягкие, но упругие, очень тонкие и густые. Настоящие! Только пахнут травой. Обычной такой… свежескошенной. Смотрю опять на парня. Смутился он, заёрзал.
— Ну-у… да, зелёные. Не созрели! К осени солнышко впитают и тогда, наверное, станут нужного цвета, во-от… То есть, — рисовальщик покосился в сторону смятых баллончиков с аэрозолем, — по правде если, не сломались только черный, красный и зеленый карандаши.
— А ты можешь так… для всех в больнице?
— И да, и нет, — парень поник. — У тебя особенная болезнь. И к тому же: разве любой готов после уйти? И разве любого примут, потому что он приживется, а не потому, что я просил? Много разного. Еще есть такая опасная зараза у взрослых, называется иждивенчество. Ну и вдобавок — Жесхар. Знаешь ли, мы с ним разные, но всё же мы связаны. А еще, чтобы я нарисовал, на меня надо наткнуться. Только не спрашивай, почему так, и судьба это или случай, не то до скончания мира будем обсуждать. А вам пора отправляться… в мир иной.
Девочка серьезно кивнула и прошептала: «Спасибо!». Нащупала руку Смерти и упрямо, по одному пальцу, расслабила его кулак, втиснула ладошку. Смерть очнулся, резко выдохнул, переломился пополам и сгреб ворох зеленых волос — как копну. Когда он разгибался, Жес вскинул лицо и зарычал… люди так не умеют. Зато в переходе, на лестницах — везде вокруг! — стало в три удара сердца тихо и просторно. Люди расползлись, сгинули, ощутив себя испуганными мелкими зверушками на тропе охоты очень крупного хищника. Странно: я не испытал страха. Не до того! Я наблюдал чудо, которое больше чудес с дверью и рисунком!
Началось с того, что рисовальщик вскочил, вытянул из кармана черный короткий карандаш и стал быстро-быстро чертить прямо в воздухе — стебли, бутоны… Густо, и все темные, словно узор вырезан в бумаге и виден лишь на просвет. Хотя пока в нем и света нет, он глянцево-черный… Странная картина заполняла пространство гуще и гуще, и тут по переходу полыхнуло кольцо искристо-белого света, рисовальщик перекатился через спину, метнулся и поймал на руки возникшую из ниоткуда девушку. Собственно, его движения я не видел, просто по опыту понял и отстроил. Теперь знаю: реакция у парня — даже завидовать бесполезно. И, я спорить готов, что видел у девушки крылья. Мгновение назад она была вся в свете — и крылатая. А теперь уже почти обычная. Только совсем тоненькая.
Свет прокатился и угас, но прежде вроде бы шевельнул разрисованные стены — и нездешним лесным туманом запахло внятнее. А еще тот узор, что создал парень — он искаженными тенями лег на пол и потолок. Будто свет от крылатой девушки не иссяк, раз его тень — уцелела.
— Очень душный мир, но ты хорошо постарался для меня, могу немножко побыть тут, — крылатая сморщила нос, трогая рыжевато-красные волосы рисовальщика. Насмешливо подёргала три лиловые пряди на макушке. — Ты опять лазал по людским топям, болотный ноб? А домой когда?
— На сенокос, честно… Проводишь? — парень взглядом указал на Смерть и его дочку.
— К матушке или к Алелю? — задумалась девушка, шевельнулась — и снова за спиной у неё блеснули мгновенным сиянием крылья. — К Алелю, там приживется. Но её отцу будет сложно.
Смерть быстро мотнул головой — мол, не о нём надо думать. Девушка пожала плечами и не стала спорить. Сразу света сделалось очень много, а когда сияние пропало, и глаза перестали болеть, в переходе не было ни Смерти, ни девочки, ни крылатой их проводницы.
Рисовальщик тоже пропал бы, но его за шиворот поймал Жес, удержал вроде как на пороге. Теперь я знаю, что есть такое дело — порог. Дверь не имеет значения, важно лишь то, кто делает шаг.
— Клог, зараза, — сыто, мирно прорычал Жес. — Стоять. Матиа, ты ведь хотела увидеть сына матушки Улы? Он и есть. Еще ты хотела узнать, кто присматривает за мной. Ул знает, жива ли моя душа. А его женщина знает и того больше… Матиа, ты спрашивала, каков мой страх. Я всего лишь зверь, я боюсь безмерного сияния. Свет нэйя — мой страх и моя мечта.
— Пусти, — для порядка, без усилия или злости, дернулся рисовальщик. — Твоя Ана извела всех. Я обязан создать занавес, опять новый, потому что там очень больной мир и очень грустные дети, — парень искоса глянул на Матиа, потянулся к карандашу и в одно движение создал новый рисунок. — О тебе говорила матушка. Вот паутинка для ловли плохих снов. У каждого свой страх и своя мечта. Я никогда не смогу смешить детей, как Ана. По слухам, даже королева тайком посещает её выступления. А вот Осэа я видел сам, это уж без сомнений.
ebooksa