— Мы не хотим осесть! — Ана громко оборвала череду благих пожеланий. — Мы ходим, куда угодно. Мы такие. Нам хорошо. У нас есть дом, да! Дом деда Ясы. К зиме навестим, будет весело. Другой дом не нужен. Ни-за-что!
— Вы что, позволяете ей любые вольности? — удивилась Нома, остановилась и дождалась поотставшего вервра. Когда он нагнал, Нома цепко схватила его запястье и устроила ладонь у себя на плече. Отчего-то при этом её рука дрогнула, коснувшись зоны пульса. Замерла, а затем резко отдернулась. — Вы слепы, не стоит усложнять себе выбор пути нелепыми церемониями. И… и я спросила о воспитании.
— Не умею воспитывать детей. Не умею и не желаю, — оскалился вервр, удивляясь своей внезапной, острой злости. — Я обязан лишь вырастить. Это всё.
— Вы опекун? — без удивления уточнила Нома.
— Он — мой раститель, — дёргая руку провожатой, хихикнула Ана.
— Прошу прощения за вторжение в личное. Пожалуй, я накормлю вас супом и этим ограничусь, — сухо отметила Нома. — Вы почти разозлили меня отказом назвать имя и ветвь дара.
— Я Ана, он — Ан, — сразу отозвалась Ана. — Почему все говорят про ветки? Какие ветки? Я люблю вишнёвые, и чтоб много клея. Он вкусный.
— Я бы просила вас не шуметь в моем доме, — суше, напряжённей выговорила Нома. — Мы пройдём прямо на кухню. Вот сюда, прошу.
Вервр пискнул летучей мышью, рисуя для себя понимание тихой улицы, заросшей травой. Вот он, забор обширной усадьбы — уже тянется справа. Когда-то ограда была роскошной, с высокими столбами, белокаменным фундаментом и пролётами чугунной ковки. Вся эта красота давно в руинах, остатки прутьев тут и там скалятся гнилыми клыками, всаженными на всю длину в массу дикой зелени. Крапива кое-где выше роста людского, шиповник изошёл на шипы и забыл о розах. Через парк, ставший лесом, петляет одна-единственная тропа, она ловко уворачивается от ям, гниющих древесных стволов, валунов, развалин построек непонятного уже назначения — и упрямо стремится к домику в стороне от главного особняка.
— Тут уютно, — промурлыкал вервр, вдыхая запах леса. — Даже есть кролики.
— Это мои кролики, я не позволю ловить их, — вскинулась Нома, но сразу же взяла себя в руки. — Простите. С чего бы вам ловить их. Я, кажется, несколько раздражена сегодня. Идёмте. Берегите руки, крапива.
Вервр скользнул в парк, вздохнул глубоко, радуясь удалению от города — тесного, душного, населённого помоечными людишками с помойными мыслишками. Ан крался по мягкой траве и уже находил день удачным… когда тропа, будто бы насторожившись, юркнула за толстый дубовый ствол — и сразу под прямым углом пересекла дорогу, намятую колёсами и конскими копытами. Вервр принюхался, с подозрением обернувшись к главному зданию усадьбы.
— Там живут? — прямо спросила Ана, привставая на цыпочки.
— Да. Не шуми, — скороговоркой велела Нома и перебежала дорогу.
У низкого, в одну ступеньку, крыльца домика, к которому и вела тропка, Ному ждали. Прямо в траве сидела старуха, баюкая руку с гнойным нарывом. Рядом лежал, закинув руки за голову, очередной моряк. Чуть в стороне переминался ноб, все более смущаясь столь жалкого соседства. Золото украшений шуршало на его шее и левом запястье. Нобский конь был совершенно доволен тенистым парком и особенно — изобилием нестриженной сочной травы.
— Подождите, — велела Нома.
Она скользнула в домик, сразу вернулась и вынесла корзинку, отдала вскочившему моряку, приняла несколько серебряных монет и ссыпала в карман. Добыв склянку, Нома передала её нобу и смахнула туда же, в карман, взятый у него золотой. Попрощавшись с двумя посетителями, Нома довольно долго возилась, снимала повязку и чистила гной на руке старухи. Закончив с этим, сделала новую перевязку. Когда ушла последняя больная, маленькая ноба жестом пригласила Ану в свой покосившийся, пахнущий сыростью дом.
Крапивный суп оказался вчерашним, холодным и, вдобавок, без мяса. Вервр ел, старательно изгоняя с лица гримасу отвращения к такому обеду. Ещё сложнее было сохранять контроль за ушами и не двигать ими, когда совсем рядом, за стеной, копошились в норе жирные непуганые кролики… Но вервр терпел, недоумевая и задаваясь вопросом к себе самому: собственно, а почему он терпит? Отчаянно злит, что нищая ноба посмела жалеть его и опекать Ану! И, того хуже, защищать.
Вервр едва мог двигать челюстями, сведёнными судорогой: его выворачивало наизнанку от смеха предательницы Аны! Только что дочкой называлась, а теперь вон — отвернулась, готова слушать сказку случайной знакомой и даже… — вервр тихо зарычал — хлопать в ладоши. Определённо: до чего же противен дом, пахнущий ядовитой серой плесенью.
От особняка стали приближаться уверенные шаги. Вервр принюхался: парк пересекает мужчина, довольно молодой, но весь скисший внутри. Он идёт уверенно, хозяйски, и несёт нарыв сплошного раздражения, чтобы вскрыть его здесь и гной излить — здесь. Только к лечению все это не имеет отношения, ничуть… Ан подумал и пересел к стене, за дверь, пока что закрытую.
ebooksa