Цурюк

22
18
20
22
24
26
28
30

— Пора! — воскликнул с порога Хитлер, брезгливо скидывая с себя куцый клетчатый костюм. Заскакал на одной ноге, влезая в форменные галифе цвета горчичного хаки (цвет, за который позже его последователей враги прозовут «коричневыми»). Притопнул яловым сапогом. Переодевание заняло совсем немного времени. Макс фон Боль услужливо зашнуровал на рукаве любимого руководителя повязку со свастикой. Гёринг в маршальском мундире молодцевато крутнулся перед зеркалом, выкинул вперёд и вверх ладонь, и отчеканил пришедшуюся ему по душе фразу из будущего:

— Яволь, майн фюрер!

Таксомотор ждал внизу. Шофёр — седовласый негр — окинув компанию в опереточной униформе мудрым обезьяньим взглядом, согласился доставить их на Блоксберг, если оплатят обратную дорогу. В горах темнело быстро.

Ещё раз обыскав Блюмкина на предмет оружия, ему спутали ноги короткой верёвкой и вручили Бубен. Троица в нацистских мундирах заняла места по старшинству — Хитлер в центре Портала, воздев очи к пылающим пикам Альп… Рейхсмаршал — по его правую руку… Боль, не в силах вынести величия момента, ткнул Блюмкину пистолетом в поясницу. Бубен в руках мага зарокотал, набирая силу… Вскоре Портал взорвался зелёным светом — и все четверо исчезли из глаз…

Негр, наблюдавший за действом из-за кустов, включил фары и, мурлыча себе под нос «Let my people go» Луи Армстронга, порулил назад. Свернул с шоссе он возле виллы Рудольфа Штайнера.

— Беда с правдолюбами, — вздохнул доктор, отпустив соглядатая. Всю ночь в его кабинете мерцал масляный светильник, мелькали тени духов и слышалось нудное бормотание мантр…

* * *

Фон Боль, преисполненный ответственности перед Историей, очнулся первым. Знакомые развалины Рябиновки в сумерках явно указывали, что они прибыли по адресу. Комбинация сработала. Отныне он — особа приближённая к фюреру… Яволь — Германия превыше всего!..

За кустами рыскали лучи фонарей, слышался лай собак — дозорные третьей роты шварце-СС через минуту будут на месте. А вскоре с его подачи Рейх станет владычествовать не только над пространством — но и над временем. Эскадрильи боевых виманов взмоют над землёй, неся высшую справедливость непокорным народам Галактики… Замирая, шарфюрер потряс за плечо Гёринга — коснуться рукой священной особы фюрера он бы не посмел…

Блюмкин из-под прикрытых век коварно следил за троицей неудачников. Дело сделано, оставалось отрезать им путь к отступлению. Нащупав в кармане отточенный с одного края никелевый пфенниг, он дождался, пока шарфюрер повернётся спиной — и со всей дури пропорол лезвием накрест мембрану Бубна. Кожа Амбы Шаман Энлиля лопнула, словно перетянутая струна…

От резкого звука Хитлер пришёл в себя. Вспомнив, зачем он здесь, вскочил на ноги и зафиксировался в проёме развалин, скрестив руки на причинном месте. Луч фонаря упёрся в его невысокую напружиненную фигуру с повязкой на руке. Волевой рот напрягся, готовый разразиться импровизированной речью. Великий миг!..

Гёринг и Боль вытянулись, вскинув руки в арийском приветствии…

* * *

— Лежать! Работает ОМОН! — огласил Рябиновку в матюгальник окрик майора Тамбова, подкреплённый короткой очередью из «калаша» поверх голов.

Фюрер первым рухнул по фронтовой привычке ничком, вжавшись в землю. Боль успел полоснуть кинжалом снизу по уху набегающего мента, прежде чем его сшибли с ног прикладом. Через минуту дело было кончено — всех четверых упаковали в браслеты.

Максим Максимович подмигнул волочившему его в «бобик» лопоухому конвойному — в голове пели скрипочки Таривердиева из «Семнадцати мгновений»… Пасьянс сложился.

— Йес! — он мысленно вскинул кулак кверху. Можно представить себе, как теперь пойдёт вразнос мировая история без этого бесноватого ефрейтора. Ждать оставалось считанные часы, пока ряженые клоуны парятся в пресс-хате немской мусарни!

Светало… Йети — мохнатый лесной человек — обездоленно прокричал в умирающей ночи.

ГЛАВА 41. РЕЛИГИЯ И НАУКА

Поборникам Морали и Нравственности нужно немедленно отрезать себе хуй, потому что хуй — это безнравственно.

Иридий

Зря купчина засучивал рукава: пролётка на въезде в монастырь Обрезания Господня была встречена не терниями с волчцами — но тучными хлебами и рыбами…

Настоятель обители отец Палисандр оказался мужчиной обходительным и ушлым, в миру явно не из простых. Был он по-благородному сив волосом, вальковат, чёрные глазки метались под кустистыми бровями, аки дрессированные мыши.